Внимание!
Предлагаемый ниже текст написан в дореволюционной орфографии. Если
текст не отображается корректно, см. Просмотр
русских текстов в старой орфографии.
БРАТСКАЯ ПОМОЩЬ
ПОСТРАДАВШИМЪ ВЪ ТУРЦИИ АРМЯНАМЪ
ОТДѢЛЪ I.
[стр. 3]
Изъ переписки Бѣлинскаго съ женою1).
Бѣлинскій.
Москва. 1846, мая 1. Вотъ уже четвертый день, какъ я въ Москвѣ, и все еще не могу оправиться отъ проклятой дороги. Холодъ, дождь, слякоть, невозможность прилечь, необходимость сидѣть, все это порядочно измучило меня. Часто дождь просѣкалъ къ намъ сквозь стеклянную складную стору и живописно струился по ногамъ. Не возьми я зимнихъ панталонъ и тулупа, я погибъ бы. Погода въ Москвѣ такая же, какъ и въ Петербургѣ. Вчера было солнце, но
----------------------------------
1) Печатаемыя здѣсь письма Бѣлинскаго къ женѣ его, Марьѣ Васильевнѣ, были разъисканы сестрою ея Агриппиною Васильевною Орловою. Послѣ смерти сестры своей A. B. переселилась въ 1889 г. къ единственной своей племянницѣ, дочери Бѣлинскаго, Ольгѣ Виссаріоновнѣ Бензи, которая въ то время жила на о. Корфу, на мѣстѣ службы мужа своего, прокурора мѣстной судебной палаты, a потомъ переселилась въ Парижъ для воспитанія дѣтей своихъ, изъ коихъ одинъ, Владиміръ, студентъ медицинскаго факультета, a другой, Евгеній, учится въ школѣ инженеровъ путей сообщенія. Съ 1894 г. Гжа Орлова переселилась снова въ Москву, гдѣ она разыскала письма. — Изъ найденныхъ писемъ первая половина относится ко времени до женитьбы Бѣлинскаго и была напечатана цѣликомъ въ Починѣ 1896 г. — Вторая половина относится къ послѣднимъ поѣздкамъ больного Бѣлинскаго на Югъ Россіи и за границу. — Извлеченіе изъ этой, довольно обширной, переписки печатается нынѣ впервые.
Помѣщаемый здѣсь портретъ Бѣлинскаго снятъ съ бюста, сдѣланнаго по маскѣ его Ге и хранящагося y проф. Н. И. Стороженка. — По отзыву наиболѣе компетентнаго лица, свояченицы Бѣлинской А. В. Орловой, бюстъ очень похожъ на оригиналъ. — Группа „семьи Бѣлинскаго" сдѣлана съ фотографіи, снятой въ концѣ 50хъ годовъ. На ней изображена жена Бѣлинскаго Марья Васильевна (слѣва), сестра ея, дѣвица Агриппина Васильевна Орлова (справа), поселившаяся въ семьѣ сестры въ Петербургѣ вскорѣ послѣ выхода ея замужъ, a посрединѣ та самая любимица Бѣлинскаго „Оля", о которой съ такою нѣжностью упоминается въ каждомъ письмѣ его.
Ред.
[стр 4]
въ то же время было вѣтрено и холодно. Сегодня, первое мая, рѣшительно октябрьскій день. Мочи нѣтъ, какъ все это гадко. Ни зелени, ни деревьевъ — глубокая осень.
Дорога до того испорчена, особенно между Клиномъ и Москвою, что мы пріѣхали въ воскресенье въ 6 часовъ вечера. Друзья мои дожидались меня въ почтамтѣ съ двухъ часовъ. Принятъ я былъ до того ласково и радушно, что это глубоко меня тронуло, хотя я и привыкъ къ дружескому вниманію порядочныхъ людей. Безо всякой ложной скромности скажу, что мнѣ часто приходитъ въ голову мысль, что я не стою такого вниманія. Что это за добрый, за радушный народъ москвичи! Что за добрѣйшая душа Герценъ! Какъ бы я желалъ, чтобы ты, Marie, познакомилась съ нимъ! Да и всѣ они — что за славный народъ! Лучше, т.е. оригинальнѣе, принялъ меня Михаилъ Семеновичъ (Щепкинъ): готовясь облобызаться со мною, онъ пресерьезно сказалъ: какая мерзость! Онъ глубоко презираетъ всѣхъ худыхъ и тонкихъ. Дамы просто носятъ меня на рукахъ, братецъ ты мой: озябну, укутываютъ своими шалями, надѣваютъ на меня свои мантильи, приносятъ мнѣ подушки, подаютъ стулья. Таковы права старости, другъ мой! Впрочемъ, Наталья Александровна (Герценъ) (къ которой я питаю какоето немножко восторженноидеальное чувство) нашла, что похорошѣлъ (замѣть это) и поздоровѣлъ. Она такъ была мнѣ рада, что я даже почувствовалъ къ себѣ нѣкоторое уваженіе. Вотъ какъ!
Ѣдемъ мы 16, 17 или 18 мая, не прежде. Боюсь, что возвратимся довольно поздно. М. С. хочетъ лѣчиться, кромѣ купанья, и виноградомъ. Это и мнѣ будетъ очень полезно.
Сегодня поѣду къ твоему отцу, a завтра увижусъ съ Галаховымъ. Кстати, завтра друзья мои даютъ мнѣ торжественный обѣдъ. Нaдняхъ (какъ назначитъ Галаховъ) увижусь съ Остроумовой. Жду съ нетерпѣніемъ отъ тебя письма. Объ Олѣ не могу вспомнить безъ безпокойства, такъ все и кажется, что мой баранъ нездоровъ. Въ пятницу или субботу опять буду писать къ тебѣ. A пока прощай, будь здорова и спокойна. Крѣпко жму твою руку.
Твой В. Бѣлинскій.
Москва. 1846, мая 4. Вотъ уже недѣля, какъ я живу въ Москвѣ, a отъ тебя все ни строки. Это начинаетъ меня сильно безпокоить. Все кажется, что то больна ты, то плохо съ Ольгою, то нельзя вамъ выѣхать по множеству хлопотъ, то терпите вы отъ грубости людей. Такъ всякая дрянь и лѣзетъ въ голову и отнимаетъ веселье, a безъ этого мнѣ было бы въ Москвѣ довольно весело. Когда получу твое письмо и въ немъ не будетъ ничего непріятнаго, то мнѣ будетъ настоящимъ образомъ весело.
Погода въ Москвѣ до сихъ поръ — ужасъ. Сегодня ночью шелъ сильный снѣгъ. Отъ такой погоды здоровъ не будешь. Особеннаго ничего не чувствую, a всетаки такъ, нехорошо, и все отъ проклятой погоды. Въ прошломъ письмѣ моемъ я забылъ сказать тебѣ, что хваленая прочная пломбировка почти вся повыпала еще дорогою, отъ употребленія пищи, но безъ всякаго участія пера или другого зубочистительнаго орудія. Уцѣлѣла только въ нижнемъ зубу, и то сверху сошла. Ай да шарлатаны, чортъ ихъ возьми! Былъ y твоего «дражайшаго». Почтенный человѣкъ! Вотъ истинныйто представитель отсутствія добра и зла,
[стр. 5]
олицетворенная пустота! Онъ, впрочемъ, былъ мнѣ радъ, и много суетился, угощая меня чаемъ. Я ему объ васъ съ Агриппиной, a онъ все о себѣ — такъ и лупитъ, такъ и наяриваетъ. Только объ Ольгѣ послушалъ минуты двѣ не безъ удовольствія. Я разсказалъ ему о твоихъ родахъ и заключилъ, что, несмотря
Семья Бѣлинскаго.
на гнусность бабки, дѣло кончилось всетаки хорошо. — A Богъто на что! — сказалъ онъ мнѣ съ убѣжденіемъ. — Да, никто, какъ Богъ! — отвѣчалъ я ему съ умиленіемъ. — Живетъ онъ бѣдно и страшно труситъ смерти его княжны, угрожающей ему монастыремъ. Буду y него еще разъ и позову къ себѣ обѣдать.
Здѣшній кружокъ живѣе нашего, и здѣшнія дамы тоже поживѣе нашихъ
[стр. 6]
(благодари за комплиментъ). И для отдыха Москва вообще чудный городъ. Впрочемъ, и то сказать, теперь какъ нарочно почти всѣ съѣхались сюда въ одно время, и оттого весело. Сегодня даютъ мнѣ обѣдъ; ему надо было быть въ четвергъ, да по болѣзни Корша отложили до сегодня, a Коршъто всетаки не выздоровѣлъ.
Я ужъ не знаю, о чемъ больше и писать. И потому, въ ожиданіи извѣстія отъ тебя, ma chère Marie, и въ чаяніи, что васъ уже нѣтъ въ Питерѣ, писать больше не буду до выѣзда изъ Москвы. Жму всѣмъ вамъ руки и отъ души всѣхъ васъ цѣлую, — о собачкѣ и не говорю. Милкѣ кланяюсь.
Прощай. В. Бѣлинскій.
Харьковь. 1846, іюня 10. Вообрази, какую я сдѣлалъ глупость: по слалъ къ тебѣ письмо изъ Калуги, въ Гапсаль, на твое имя, думая, что ты непремѣнно въ Гапсалѣ, что тебя въ этомъ маленькомъ городкѣ найдутъ и безъ адреса квартиры и что посылать черезъ Маслова только лишняя трата времени. Сынъ М. С. Щ — на служитъ въ кавалер. полку въ Воронежѣ, былъ долго въ Москвѣ и послѣ насъ долженъ былъ отправиться въ Воронежъ. Пріѣзжаемъ туда и онъ подаетъ мнѣ твое послѣднее письмо изъ Петербурга, которое пришло въ Москву въ день нашего выѣзда, и которое Ивановъ отослалъ въ домъ Щ — на. Изъ этого письма я узнаю, что ты остаешься въ Ревелѣ и что, слѣд., я опростоволосился, пославъ къ тебѣ письмо въ Гапсаль. Досадно! письмо было подробное, почти журналъ — изо дня въ день, съ означеніемъ погоды каждаго дня. Перескажу тебѣ вкратцѣ его содержаніе. Выѣхали изъ Москвы 16 м. (въ четв.), въ 12 ч. Насъ провожали до первой деревни, за 13 верстъ, и провожавшихъ было 16 чел., въ ихъ числѣ и Галаховъ. Пили, ѣли, разстались. Погода страшная, грязь, дорога скверная, за лошадьми остановка. Въ Калугу пріѣхали въ субботу (18 м.), прожили въ ней одиннадцать дней. Еслибъ не гнусная погода, мнѣ было бы не скучно. Еще въМосквѣ я почувствовалъ, что поправляюсь въ здоровьѣ и возстановляюсь въ силахъ, a въ Калугѣ, въ сносную погоду, я уходилъ за городъ, всходилъ на горы, лазилъ по оврагамъ, уставалъ до нельзя, задыхался на смерть, но не кашлянулъ ни разу.Съ возвращеніемъ холода и дождя возвращался и кашель. Пребываніе въ Калугѣ для меня останется вѣчно памятнымъ по одному знакомству, какого я и не предполагалъ, выѣзжая изъ Питера. Въ Москвѣ М. С. Щ. познакомился съ А. О. Смирновой. C'est une dame de qualité; свѣтъ не убилъ въ ней ни ума, ни души, a того и другого природа отпустила ей не въ обрѣзъ. Она большая пріятельница Гоголя, и.М. С. былъ отъ неябезъ ума. Такъ какъ она пригласила его въ Калугу (гдѣ мужъ ея губернаторомъ), то я еще въ Москвѣ предвидѣлъ, что познакомлюсь съ нею. Когда мы пріѣхали въ Калугу, ея еще не было тамъ; въ качествѣ хвоста толстой кометы, т.е. М. С, я былъ приглашенъ губернаторомъ на ужинъ въ воскресенье во время спектакля; потомъ мы y него обѣдали. Во вторникъ пріѣхала она, и въ четвергъ я былъ ей представленъ. Чудесная, превосходная женщина, — я безъ ума отъ нея. Снаружи холодна какъ ледъ, но страстное лицо, на которомъ видны слѣды душевныхъ и физическихъ страданій, измѣняетъ невольно величавому наружному спокойствію. Благодаря тебѣ, братецъ ты мой, тебѣ, моя милая судорога, я знаю
[стр. 7]
толкъ въ этого рода холодныхъ лицахъ. Потомъ я y нея два раза обѣдалъ, въ послѣдній раскланялся, да еще въ тотъ же вечеръ раскланялся съ нею на лѣстницѣ, ведущей изъза кулисъ въ ея ложу. Пишу тебѣ все это не больше, какъ матеріалъ для разговоровъ и разсказовъ при свиданіи, a потому въ подробности не пускаюсь. Несмотря на весъ интересъ этого знакомства, погода дѣлала мое пребываніе въ Калугѣ часто невыносимымъ; разъ два дня сряду сидѣлъ я въ заперти въ грязной комнатѣ грязной гостиницы въ тепломъ пальто, съ окоченѣвшими руками и ногами, и съ покраснѣвшимъ носомъ. Выѣхали мы изъ Калуги со вторника на середу (29 м.), въ 4 ч. утра, и поѣхали, или, лучше, сказать поплыли по грязи въ Воронежъ на Тулу. Въ Воронежъ приплыли въ субботу (1 іюня), въ 5 ч. утра, и въ пятницу ѣхали уже по хорошей дорогѣ. Въ Вор. погода была славная. Тутъ я получилъ твое письмо, на которое, для порядка, и буду сейчасъ отвѣчать. Наканунѣ нашего выѣзда изъ Москвы пріѣхалъ туда Языковъ и успокоилъ меня на твой счетъ, сказавши мнѣ, что твои геройскіе подвиги, достойные Бобелины, увѣнчались блестящею побѣдой надъ злокачественнымъ Лопатинымъ и гнуснымъ клевретомъ его, управляющимъ. Это извѣстіе дало мнѣ возможность уѣхать изъ Москвы въ спокойномъ духѣ, который очень былъ разстроенъ твоимъ письмомъ отъ 9 мая. Я не знаю, получила ли ты мой отвѣтъ на него, отъ 14 мая. Ты пишешь, что разлука сдѣлаетъ насъ уступчивѣе въ отношеніи другъ друга, но и болѣе чуждыми другъ другу. Мнѣ кажется, то и другое равно хорошо. Почему хорошо первое — толковать нечего, и такъ ясно; второе хорошо потому, что даетъ случай познакомиться вновь на лучшихъ основаніяхъ. Я уже не въ этой порѣ жизии, чтобы тѣшить себя фантазіями, но еще и не дошелъ до того сухого отчаянія, чтобы не знать надежды. A потому жду много добра для обоихъ насъ отъ нашей разлуки. Я никакъ, напримѣръ, не могъ понять твоихъ жалобъ на меня, что будто я дурно съ тобою обращаюсь, и видѣлъ въ этихъ жалобахъ величайшую несправедливость ко мнѣ съ твоей стороны, a теперь, какъ, въ новой для меня сферѣ, я смотрю на нашу прежнюю жизнь какъ на чтото прошедшее, внѣ меня находящееся, то вижу, что если ты была не вполнѣ права, то и не совсѣмъ не права. Я опирался на глубокомъ сознаніи, что не имѣлъ никакого желанія оскорблять тебя, a ты смотрѣла на факты, a не на внутреннія моя чувства, и, въ отношеніи къ самой себѣ, была права. Ежели разлука и тебя заставитъ войти поглубже въ себя и увидѣть коечто такого, чего прежде ты въ себѣ видѣть не могла, то разлука эта будетъ очень полезна для насъ: мы будемъ снисходительнѣе, терпимѣе къ недостаткамъ одинъ другаго, и будемъ объяснять ихъ болѣзненностью, нервическою раздражительностыо, недостаткомъ воспитанія, a не кикими нибудь дурными чувствами, которыхъ, надѣюсъ, мы оба чужды. Что же касается до твоихъ словъ, что мужъ, безъ причины оставляющій жену и дѣтей, не любитъ ихъ, — ты права; но, во 1хъ, я говорилъ тебѣ о разлукѣ съ причиною, хотя бы эта причина была просто желаніемъ разсѣяться и освѣжиться прогулкою или и прямо желаніемъ освѣжить ею свои семейныя отношенія; и во 2хъ, я, кажется, уѣхалъ не безъ причины. Но объ этомъ послѣ, какъ ты сама говоришь въ письмѣ своемъ.
[стр. 8]
Масловъ1) немного сердитъ на меня, что я не писалъ къ нему. Но вѣдь онъ долженъ же знать, что я человѣкъ — слабый (т. е. лѣнивый), мошенникъ такой! Слухъ носится, что умеръ Скобелевъ, a ты пишешь, что Масловъ думаетъ ѣхать въ Ревель, Гапсаль и еще не знаю куда. Гдѣ же мнѣ писать къ нему. A напишико лучше ты и увѣдомь его о моемъ знакомствѣ съ Александрою Осиповною Смирновой: это для него будетъ интересно.
Комплиментъ, сдѣланный тебѣ Тильманомъ (докторомъ) основателенъ. Ты сильная барыня, и послѣ твоей войны съ Лопатинымъ (домохозяиномъ) я не шутя начинаю тебя побаиваться.
Что же ты не пишешь, взяла ли съ собой Егора? И кто y тебя нянька? И какъ ты разсталась съ прислугою?
Въ Воронежѣ мы застали чудесную погоду. Выѣхали во вторникъ, въ 4ч. послѣ обѣда (4 іюня). Солнце пекло насъ, но къ вечеру потянулъ вѣтеръ съ Питера, ночью полилъ дождь, и мы до Курска опять не ѣхали, a плыли, и въ Курскъ приплыли въ четвергъ (6). Въ тотъ же день поплыли въ знаменитую коренную ярмарку (за 28 верстъ отъ Курска). И ужъ подлинно поплыли, потомучто жидкая грязь по колѣна, и лужи выше брюха лошадямъ были безпрестанно. Ѣхали на 5ти сильныхъ коняхъ слишкомъ 4 часа и, наконецъ, увидѣли ярмарку, буквально по поясъ сидящую въ грязи, a дождь такъ и льетъ. За 20 р. въ сутки нашли комнатку, маленькую, грязную, и той были рады безъ памяти. Въ тотъ же вечеръ были въ театрѣ, и М. С. узналъ, что онъ играть не будетъ. На другой день прошлись по рядамъ (крытымъ, до которыхъ доѣхали на дрожкахъ, выше ступицы въ грязи). На другой день, около 2 часовъ пополудни, поѣхали назадъ, въ Курскъ. На полдорогѣ встрѣтился крестный ходъ: изъ Курска 8 іюня носятъ явленный образъ Богоматери въ монастырь, при которомъ стоитъ ярмарка. Вообрази, тысячъ 20 народу, въ разбить идущаго по колѣна въ грязи, и который, пройдя 27 верстъ, ляжетъ спать подъ открытымъ небомъ, въ грязи, подъ дождемъ, при 5 градусахъ тепла. Въ Курскѣ перемѣнили лошадей, закусили и пустились плыть на Харьковъ (часовъ въ 8 вечера, въ пятницу, 8 іюня). Ужъ не помню, ѣдучи въ Курскъ изъ Воронежа, — да, именно въ Курскъ изъ Воронежа, — имѣли удовольствіе засѣсть въ грязи, и нашъ экипажъ, вмѣстѣ съ нами (потому что выйти не было никакой возможности) вытаскивали мужики. Въ тотъ же вечеръ, какъ мы выѣхали изъ Курска, погода начала поправляться, a съ нею и дорога, такъ что верстъ за сто до Харькова ѣхали мы по дороге довольно сносной и могли дѣлатъ по 8 вер. въ часъ (на пяти лошадяхъ), a станціи двѣ до Харькова дѣлали по 10 верстъ. Въ Харьковъ пріѣхали мы въ воскресенье (9 іюня) около 2 ч. послѣ обѣда. Черезъ часъ я былъ уже y Кронеберговъ, съ полною увѣренностію найти твое письмо, a м. б. и цѣлыхъ два. Кронеберги приняли меня радостно, добрая М. А. была просто въ восторгѣ, даже Андрей Ивановичъ былъ видимо разогрѣтъ; a письма нѣтъ. Возвращается M. C. отъ Алфераки — что письмо? — Нѣтъ! — Худо! — Я сталъ было утѣшать себя тѣмъ, что письмо
----------------------------------
1) И. И. Масловъ, тогда маленькій чиновникъ, впослѣдствіи былъ управляющимъ Московскою Удѣльною конторою. Масловъ вмѣстѣ съ Тургеневымъ крестили дочь Бѣлинскаго. Желая засвидѣтельствовать сочувствіе великимъ реформамъ Александра II, Масловъ († 1891г.) завѣщалъ на народныя училища 500.000 р.
Ред.
[стр. 9]
твое должно итти до Харькова три недѣли, но Кронеб. сказалъ мнѣ, что письма изъ Питера въ Харьк. приходятъ въ 11й день, a по экстрапочтѣ въ 8ой,— я и призадумался, забывъ, что по этой дорогѣ почты также дѣлаютъ въ часъ по 5 верстъ, a иногда и въ сутки по 50ти. Былъ въ театрѣ, посидѣлъ съ четверть часа, и поѣхалъ къ Кронебергу, гдѣ и пробылъ почти до 12 часовъ. Вчера, часу въ 1мъ, приходитъ Кр. и подаетъ мнѣ твое письмо, которое взялъ онъ y Алфераки, съ которымъ встрѣтился гдѣто на улицѣ. И хоть много въ этомъ письмѣ непріятнаго, но я воскресъ. Теперь отвѣчаю тебѣ на твое послѣднее писъмо.
Отчего ты ни слова не сказала въ немъ о томъ, опасна ли простуда груди твоей и лѣчишься ли ты? Отчего не отнимаешь Ольгу отъ груди? Ждешь ли 8го зуба? Наемъ вторыхъ мѣстъ на пароходѣ былъ порядочною глупостью со стороны Маслова. Заграничные пароходы лучше здѣшнихъ и вторыя мѣста на нихъ немногимъ хуже первыхъ, но и ихъ потому всѣ избѣгаютъ, что надо быть въ обществѣ лакеевъ, что не совсѣмъ пріятно и для мущинъ, a o женщинахъ нечего и говорить. О томъ, чего вы тутъ натерпѣлись — нечего и говорить; оставалось бы только радоваться, что все это кончилось и Ольга здорова, еслибъ не твое положеніе, о которомъ я теперь ничего вѣрнаго не знаю, потому что не знаю, какова эта болѣзнь—простуда груди, a ты объ этомъ не сказала ни слова. И потому жду со страхомъ и нетерпѣніемъ твоего второго письма, которое надѣюсь получить въ Харьковѣ, въ которомъ мы пробудемъ до 18 числа, потому что М. С. въ Харьковѣ является въ 5 спектакляхъ. Мнѣ странно, что ты, пробывши въ Ревелѣ 5 дней, все еще только собираешься пригласить доктора, вмѣсто того, чтобы пригласить его на другой же день пріѣзда. Ты, видно, забыла мою осеннюю исторію и что значитъ запускать болѣзнь. Это ни на что не похоже. Видно, мы всѣ только другимъ умѣемъ читать поученія, a сами.... но дѣлать нечего—ворчаньемъ не поможешь, a вотъ чтото скажетъ мнѣ твое второе письмо?!
Бога ради, не мучь себя заботами о будущемъ и о деньгахъ. Лишь стало бы денегъ вамъ, и вы могли бы пріѣхать въ Питеръ хоть съ цѣлковымъ въ карманѣ, a то все вздоръ. И потому, если не хватитъ денегъ, адресуйся заранѣе къ Алекс. Александровичу и проси не въ обрѣзъ, чтобъ изъ пустой деликатности не натерпѣться бѣдъ; a я по пріѣздѣ тотчасъ же отдамъ ему, потому что въ Питеръ я пріѣду съ деньгами, которыхъ станетъ не только на переѣздъ на новую квартиру, но и на то, чтобы безъ нужды прожить мѣсяца три — четыре. Я на это и разсчитывалъ, уѣзжая изъ Питера, потому что я тогда же ясно видѣлъ, что безъ этой надежды, несмотря на всѣ альманахи, мы, послѣ этой разлуки, съѣхались бы съ тобою только для того, чтобъ умереть вмѣстѣ голодною смертью. Къ счастью, я не обманулся въ моей надеждѣ, и могу пріѣхать въ Питеръ съ деньгами. Но вотъ что меня безпокоитъ. Ты наняла квартиру до 15 сентября, a я, кажется, буду въ Питерѣ не прежде 15 октября: вотъ тутъ что дѣлать? М. С. надо ѣсть виноградъ, что и мнѣ было бы небезполезно, a это дѣлается въ сентябрѣ, въ которомъ мы и будемъ въ Крыму. Да еще очень можетъ быть, что князь Воронцовъ пригласитъ М. С. въ Тифлисъ, и хоть это не протянетъ нашей поѣздки, но сдѣлаетъ то, что раньше 15 окт. мнѣ невозможно бу-
[стр. 10]
детъ быть въ Питерѣ. Тутъ худо то, что вѣдь ты не рѣшишься остановиться y Тютчевыхъ, a въ трактирѣ жить—Боже сохрани. И потому, скажи мнѣ, можешь ли ты остаться въ Ревелѣ до моего возвращенія.
Некрасовъ будетъ въ Питерѣ къ августу. Онъ открываетъ книжную лавку, и тотчасъ же займется печатаньемъ моего альманаха. Открытіе лавки очень выгодно для моего альманаха, также какъ мой альманахъ очень выгоденъ для лавки. Деньги для лавки даютъ ему москвичи. Кстати, во время моего пребыванія въ Москвѣ, y Герцена умеръ отецъ, послѣ котораго ему должно достаться тысячъ четыреста денегъ. Если безъ меня придетъ отъ тебя писъмо въ Харь-ковъ, его перешлютъ ко мнѣ. A по полученіи этого письма, пиши ко мнѣ немедленно въ Одессу, на имя Его Высокоб. Александра Ивановича Соколова. Я радъ, что наши псы съ вами, радъ и за нихъ, и еще больше за васъ. И по-тому, Милкѣ жму лапку, и даже дураку Дюку посылаю поклонъ. Объ Ольгѣ не знаю что писать—-хотѣлось бы много, a не говорится ничего. Что ты не говоришь мнѣ ни слова,—начинаетъ ли она ходить, болтать, и что ея 8-ой зубъ? Ахъ, собачка, барашекъ, какъ она теперь уже перемѣнилась для меня,—вѣдь уже полтора мѣсяца! Поблагодари ее за память о моемъ портретѣ и за угоще-ніе его молокомъ и кашею. Она чѣмъ богата, тѣмъ и рада, и понюхать готова дать всякое кушанье. Должно-быть, она очень довольна поведеніемъ моего портрета, который позволяетъ ей угощать себя не въ ущербъ ея аппетиту. Изъ Харькова я еще пошлю къ тебѣ письмо, т.-е. оставлю, a Кр. пошлетъ. A те-перь пока прощай. Будь здорова и спокойна духомъ, ma mie, и успокой ско-рѣе меня насчетъ твоего здоровья. Жму руку Агриппинѣ и желаю ей всего хорошаго, a я не объѣдаюсь и не простужаюсь, какъ она обо мнѣ думаетъ. Прощай. Твой Висс...
Ворота Аманосянъ (Киликія).
|