Внимание! Предлагаемый ниже текст написан в дореволюционной орфографии. Если текст не отображается корректно, см. Просмотр русских текстов в старой орфографии.

БРАТСКАЯ ПОМОЩЬ ПОСТРАДАВШИМЪ ВЪ ТУРЦИИ АРМЯНАМЪ

ОТДѢЛЪ I.

[стр. 37]

Изь Аристотеля Валаорити *).

Самуилъ.

Монахъ, чего ты ждешь еще, засѣвъ упрямо въ Кунги?
Съ тобой осталось пятеро, да и они всѣ въ ранахъ,
Враговъ же вашихъ тысячи, и вы y нихъ въ осадѣ.
Иди сюда, сдавай ключи, да въ ноги поклонися;
Тогда тебя Вели-паша епископомъ назначитъ».
Такъ громкимъ голосомъ съ горы взываетъ Пильйо Гуси.
Но былъ во храмѣ Самуилъ, въ немъ крѣпко затворился,
И вѣтеръ въ сторону отнесъ предателевы рѣчи.
Безъ пѣнія, безъ ладана, свѣчей не возжигая,
Колѣна мрачно преклонивъ, предъ Царскими Вратами
Всего лишь пятеро стоитъ Сульйотовъ, глядя въ землю,
Безъ словъ и безъ дыханія,—лишь изрѣдка увидишь,
Какъ вдругъ рука поднимется и мѣрно крестъ положитъ.
Волочатся по мрамору безъ дѣйствія ихъ сабли,
Такъ много послужившія возлюбленному Сули.
Монаха не видать еще: одинъ онъ y Престола
Все молится, къ таинственной приготовляясь жертвѣ.

---------------

*) Аристотель Валаорити (род. 1824, умеръ 1879 г.) — самый даровитый представитель романтической школы въ новогреческой поэзіи. Писалъ онъ, за очень немногими исключеніями, на языкѣ, близкомъ къ народному, и вообще старался подражать народнымъ пѣснямъ какъ въ тонѣ, такъ и въ стихотворныхъ формахъ, что, по возможности, передано и въ предлагаемомъ здѣсь переводѣ. Поэма «Самуилъ» основана на слѣдующемъ историческомъ событіи. Жители Сули въ Эпирѣ, благодаря крѣпкому положенію этого горнаго городка и своему военному духу, успѣли сохранить свою независимость отъ турокъ до начала нынѣшняго столѣтія. Въ 1789 г. губернаторъ Эпира, честолюбивый и жестокій албанецъ, Али-паша, прозванный яннинскимъ волкомъ (отъ Яннины, главнаго города его губернаторства), задумалъ покорить этотъ притонъ ослушниковъ, но потерпѣлъ неудачу. Второе его нападеніе въ 1792 г. также было отражено. Съ 1800 г. онъ началъ правильную истребительную войну противъ Суліотовъ, поручивъ командованіе осадными войсками своимъ сыновьямъ, Мухтару и Вели. Послѣ 3-лѣтняго отчаяннаго сопротивленія Суліоты отчасти голодомъ и утомленіемъ, отчасти измѣной Куцоники и

[стр. 38]

Руками крѣпко, крѣпко онъ сжималъ святую чашу
И много словъ неслыпшмыхъ щепталъ, взывая къ Богу.
Глазами, покраснѣвшими отъ бдѣній безпрерывныхъ,
Смотрѣлъ онъ, взора не сводя, на Божьи Кровь и Тѣло.
Какъ бурно море, гдѣ кипятъ надежды тайной волны!..
Молчите, клики бранные, затихни, громъ ружейный:
Передъ кончиной Самуилъ Причастіе пріемлетъ.
И вотъ, пока чернецъ глядѣлъ на Плоть и Кровь Господни,
Изъ глазъ его скатилася на дно священной чаши,
Росѣ подобна чистотой, слезинка незамѣтно.
— «О Боже мой и Отче мой! въ семъ мѣстѣ погребенный,
Я жаждалъ. Безъ воды Твое Причастіе святое
Несовершенно было бы. Прими, Творецъ сладчайшій,
Слезу мою злосчастную, не погнушайся ею:
Чиста она, нѣтъ скверны въ ней, идетъ она изъ сердца.
Прими ее, прими, Творецъ: другой воды взять негдѣ».
Сіяло солнце, и лучи сверкали на Сосудѣ.
Согрѣлась Кровь, надъ нею паръ, она живетъ и дышетъ.
И Самуилъ возликовалъ, увидѣвъ милость Божью,
И, трепеща, объемлетъ онъ Божественную чашу
И жметъ ее къ своимъ устамъ и чуетъ въ ней біенье,
Какъ будто въ сердцѣ трепетномъ, въ которомъ жизнь играетъ.
Разверзлись Царскія Врата, и воины склонились,
Челомъ суровымъ опустясь на мраморныя плиты
Въ недвижномъ ожиданіи того, что скажетъ старецъ.
Монахъ выходитъ, наконецъ. Лице его блистаетъ,
Какъ снѣгъ на горной высотѣ при мѣсячномъ сіяньѣ.
Въ своихъ израненныхъ рукахъ выноситъ онъ боченокъ,
A въ томъ боченкѣ скрыта смерть, огонь и безнадежность.
Остался этотъ лишь одинъ, но и его довольно.
Передъ Вратами ставитъ онъ боченокъ своеручно

----------------------------

Пильйо Гуси были доведены до того, что 15 декабря 1803 приняли предложенную имъ капитуляцію, на основаніи которой имъ предоставлялось безопасное удаленіе съ оружіемъ. Но, когда они сошли съ горы, на нихъ напали албанскіе солдаты Али-паши и произвели страшную рѣзню въ разстроенной толпѣ. Въ этой бойнѣ отличился необыкновенной храбростью іеромонахъ Самуилъ: съ горстью воиновъ отражая нападенія разъяренныхъ головорѣзовъ, онъ способствовалъ отступленію большинства своихъ согражданъ. Увидѣвъ ихъ въ безопасности, онъ съ пятерыми оставшимися при немъ сподвижниками бросился въ Кунги, небольшую башню на утесѣ, съ церковью Св. Параскевы. Окруженные со всѣхъ сторонъ, израненные, истомленные, лишенные воды, эти храбрецы выдерживали осаду въ теченіе двухъ дней, a на третій, выбившись изъ силъ, взорвали себя на воздухъ.

Валаорити изображаетъ этотъ геройскій подвигъ, какъ залогъ будущаго освобожденія Греціи, которое, какъ извѣстно, послѣдовало за возстаніемъ 1821 —1827 г. Такое отношеніе поэта къ предмету стихотворенія необходимо знать для пониманія заключительныхъ трехъ стиховъ. Примѣч. переводчика.

[стр. 39]

И трижды молится надъ нимъ, креститъ его трикраты.
Какъ будто на Святой Престолъ, Дары гдѣ помѣщаютъ,
Монахъ сосудъ съ Причастіемъ поставилъ на боченокъ
И молча, безъ смущенія зажегъ свѣтильню съ сѣрой.
Стремительно ударились его колѣна объ-полъ,
И къ небу руки поднялъ онъ; лице его горѣло,
A пятеро въ безмолвіи въ глаза ему глядѣли.

Молитва.

Отецъ мой, сорокъ лѣтъ Тебѣ
Я вѣрно службу правилъ,
И вотъ теперь на старости
Меня Ты вдругъ оставилъ.
Да будетъ то, что Ты рѣшилъ!
Но облегчи удары
Своей жестокой кары.
Тебѣ, оставшись сиротой,
Себя я предалъ, Боже!
Мне Сули, какъ дитя мое,
Всѣхъ въ мірѣ благъ дороже.
Теперь его утратилъ я.
Насталъ мой часъ конечный;
Къ Тебѣ иду, Предвѣчный!
Взгляни, какъ мало насъ въ живыхъ!
Другіе перебиты,
Лежатъ, въ ущельяхъ брошены,
Всѣ ранами покрыты;
Друзьями не оплаканы,
Въ лѣсу, не на погостѣ,
Гніютъ погибшихъ кости.
Довольно нашихъ пожрано
И волкомъ здѣсь, и птицей.
Помилуй, Боже, по Твоей
Насъ милости велицѣй!
Теперь къ Тебѣ предстанемъ мы.
Насъ, какъ дѣтей родитель,
Прими въ Свою обитель.
Взгляни на руки, что къ Тебѣ
Подъемлются съ любовью,—
Взгляни: они обагрены
Враговъ невѣрныхъ кровью.
Благослови насъ и скажи:
«Щедротъ моихъ достоинъ
За вѣру храбрый воинъ».

[стр. 40]

Теперь все Сули вымерло;
Руки здѣсь нѣтъ здоровой,
Чтобъ саблю въ пальцахъ крѣпко сжать
Могла для битвы новой.
О, Всемогущій нашъ Отецъ,
Будь Ты роднымъ намъ краемъ!
Другого мы не знаемъ.
На небѣ, тамъ, гдѣ Твой престолъ,
Въ Твоемъ безмѣрномъ царствѣ
Даруй пріютъ хоть скромный намъ,
Погибшимъ здѣсь въ мытарствѣ,—
Чтобъ былъ на Сули онъ похожъ,
Съ такою же горою:
Тамъ Кунги я устрою.
Земли свободной въ Сули нѣтъ
Ужъ мнѣ на погребенье.
Создатель мой, яви свое
Ko мнѣ благоволенье:
Пусть Кунги, храмъ Твой и алтарь
Внутри себя могилу
Разверзнутъ Самуилу!
Нѣтъ, наше Кунги никогда
(Я въ томъ поклялся свято)
Не будетъ попираемо
Ногою супостата.
Ключи съ собой возьму; на мнѣ
Отвѣтъ за ихъ потерю;
Ихъ и Тебѣ не ввѣрю.
И въ небесахъ Ты своего
Раба не обездолишь:
Ты Самуилу ихъ носить
На поясѣ позволишь.
Не гнѣвайся на то, о чемъ
Твое созданье проситъ:
Пусть ихъ другой не носитъ.
Теперь, какъ мы всю скорбь свою
Излить Тебѣ дерзнули,
Прими насъ: покидаемъ мы
Свое родное Сули.
О Сули! я лишенъ тебя.
Душа, свою тревогу
Смири: пора въ дорогу».
Простерши руки къ пятерымъ товарищамъ, онъ молвилъ:
«О, милосердый Боже мой!
Предъ тѣмъ, какъ въ мірѣ новомъ,

[стр. 41]

Покинувъ землю, поселюсь
Я подъ Твоимъ покровомъ,
Одной прошу я милости:
Да будутъ эти дѣги
Со мной и въ горнемъ свѣтѣ!
Взгляни на бѣдныхъ: лишь моя
Забота ихъ ростила;
Любить они пріучены
Тебя да Самуила.
Не бойтесь, дѣти! я съ мольбой
Держу надъ вами руки.
Мы вмѢсте безъ разлуки».

За каплей капля, тяжело ихъ слезы упадаютъ,
И шумно трескается полъ, тѣ слезы принимая.
Они ихъ льютъ отъ горести, a не отъ страха смерти.
И между ними Самуилъ со влажными очами,
Одной рукою взявъ потиръ, держа другою лжицу,
По чину началъ раздавать Причастіе Господне.
И вотъ сподобился одинъ, за нимъ другой, ближайшій;
Потомъ даетъ онъ третьему; вкушаетъ и четвертый.
За нимъ идетъ къ послѣднему, и пятый пріобщился.
Когда же сладкимъ голосомъ чернецъ вознесъ молитву,
Да приметъ Тайной Вечери причастниковъ Сынъ Божій,
Раздался крикъ и шумъ и стукъ и вопли нападенья.
Нагрянули невѣрные—на что монахъ рѣшится?
A Самуилъ взглянулъ туда, откуда шумъ несется,
И, въ Чашѣ лжицей зачерпнувъ, пылающую каплю
Изъ крови Господа спустилъ въ пороховой боченокъ...
Сверкнули молніи кругомъ, и все загрохотало,
До неба освѣгился храмъ, и освѣтилось Кунги.
Какія свѣчи страшныя, кадильницы какія
Для похоронъ своихъ зажгло измученное Сули!...
Взвивается подъ небеса монашеская ряса
И растянулась широко, подобно грозной тучѣ,
И, словно чернымъ облакомъ, закрылось ею солнце.
Покуда дымъ ее носилъ, собою подпирая,
Она летала въ воздухѣ, какъ призракъ духа смерти,
И въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ тѣнь ея багровая мелькала,
Какъ бы отъ тайнаго огня, деревья выгорали.—
A съ первыми зарницами и вешними дождями
Пошла трава зеленая, маслины, лавры, мирты,
Надежды, битвы славныя и радость и свобода.

[стр. 42]

Сошествіе Ноя съ Арарата (Оригин. рис.) Айвазовскаго.