Внимание! Предлагаемый ниже текст написан в дореволюционной орфографии. Если текст не отображается корректно, см. Просмотр русских текстов в старой орфографии.

БРАТСКАЯ ПОМОЩЬ ПОСТРАДАВШИМЪ ВЪ ТУРЦИИ АРМЯНАМЪ

ОТДѢЛЪ I.

[стр. 179]

Два армениста.

Проф. Н. 0. Эминъ.

Н. 0. Эминъ родился въ 1815 т., ноября 25-го дня, въ Нов. Джульфѣ, предмѣстьѣ Испагани, въ Персіи. Первоначальное образованіе получилъ онъ y мѣстнаго приходскаго священника, a девяти лѣтъ былъ отправленъ въ Калькутту къ своей бабушкѣ по матери, женѣ извѣстяаго индійскаго патріота и капиталиста Эмина, поучиться тамъ въ «Армянской человѣколюбивой школѣ».

Окончивъ съ успѣхомъ курсъ ученія въ этомъ заведеніи, гдѣ между прочимъ онъ основательно ознакомился съ англійскимъ языкомъ, молодой Эминъ, который еще раньше того много наслышался о Московскомъ Лазаревскомъ институтѣ, захотѣлъ во что бы то ни стало перебраться въ древнюю русскую столицу, съ цѣлію продолжать свое ученіе въ упомянутомъ институтѣ, въ особенности же пріобрѣсти познанія по русскому языку.

Желаніе пылкаго юноши казалось нѣкоторое время несбыточной мечтой. Бабушка и слышать не хотѣла о разставаніи сълюбимымъ внукомъ, а въ особенности о продолжительномъ морскомъ путешествіи, сопряженномъ съ большими опасностями. Пароходовъ тогда не бьіло еще, и нужно было странствовать, не менѣе полугода, по морямъ на купеческихъ корабляхъ, прежде чѣмъ достигнуть сѣверной столицы Россіи. Послѣ долгихъ усилій убѣдили, наконецъ, бабушку отпустить молодаго Эмина. Весной 1829 г. Эминъ сѣлъ на шведскій бригь, отправлявшійся въ Стокгольмъ, и, объѣхавъ, со многими приключеніями, Азію, Африку и Евролу, черезъ Швецію и Финляндію, прибылъ наконецъ въ Петербургъ и затѣмъ въ Москву, употребивъ на плаваніе болѣе 7-ми мѣсяцевъ. Въ томъ же году, осенью, Эминъ поступиль въ Лазаревскій институтъ.

[стр. 180]

своего отечества. Онъ дѣлалъ большіе успѣхи въ наукахъ, a на досугѣ занимался литературой и переводами. Лазаревскій институтъ состоялъ въ то время, какъ и всѣ казенныя гимназіи, изъ 4-хъ классовъ, не считая приготовительнаго.

По окончаніи здѣсь курса, въ 1834 г., Эминъ поступилъ на философскійфакультетъ Московскаго университета, гдѣ его товарищи, между прочими, были Ю. Самаринъ, Кавелинъ, Катковъ, Ѳ. И. Буслаевъ и другіе. Въ 1838 году онъ только, что кончилъ курсъ въ университетѣ и въ томъ же году назначенъ преподавателемъ армянскаго языка и литературы въ Лазаревскомъ институтѣ. Съ 1850 г. онъ былъ опредѣленъ профессоромъ армянской словесности въ высшихъ

[стр. 181]

лицейскихъ классахъ того же заведенія. Должность эту онъ занималъ почти 30 лѣтъ, т.-е. до 1882 г., съ небольшимъ перерывомъ отъ 1866 по 1870 г., въ теченіе котораго онъ былъ назначенъ директоромъ училищъ Владимірской губ. Изъ Владиміра онъ былъ переведенъ въ Москву директоромъ 5-й гимназіи, при немъ впервые открытой, одновременно съ этимъ онъ состоялъ ординарнымъ профессоромъ въ лицейскихъ классахъ Лаз. института по каѳедрѣ армянской словесности. Въ 1876 г. Эминъ отказался отъ должности директора гимназіи, a черезъ шесть лѣтъ онъ оставилъ и каѳедру армянской словесности, чтобы вполнѣ свободно предаться научнымъ занятіямъ. И дѣйствительно, въ это время онъ довольно много писалъ и печаталъ: къ этому же времени относится его дѣятельное участіе въ трудахъ Московскаго Археологическаго Общества. Но уже вскорѣ даютъ себя чувствовать болѣзнь, a затѣмъ и старость, отнимая y него возможность къ серьезнымъ научнымъ занятіямъ. 13-го декабря 1890 года Эминъ скончался.

* * *

Многочисленные и разнообразные труды Эмина, число которыхъ болѣе 35, сводятся къ изученію армянской миѳологіи, археологіи, исторіи и исторіи литературы, разработкѣ которыхъ онъ оказалъ весьма важныя услуги.

Но, для болѣе безпристрастной оцѣнки ученой дѣятельности Эмина, важно имѣть въ виду не только прямыя свѣдѣнія объ его ученыхъ трудахъ, но и о, томъ, въ какомъ отношеніи стоятъ эти труды къ однородной дѣятельности его ближайшихъ предшественниковъ.

Въ Россіи, какъ и въ нѣкоторыхъ другихъ странахъ, гдѣ армяне, послѣ многовѣковыхъ гоненій и рабства y невѣрныхъ, нашли убѣжище и покой — первыми проводниками просвѣщенія въ армянскую среду черезъ распространеніе печатныхъ армянскихъ кнкгъ и изученіе родного языка и литературы въ школахъ — были лица духовнаго званія. Во главѣ ихъ стоитъ одинъ изъ знаменитыхъ іерарховъ армянской церкви, архіепископъ Іосифъ кн. Аргутинскій-Долгорукій, проживавшій въ Петербургѣ въ концѣ прошлаго столѣтія. Интересуясь древне-армянской литературой, особенно же литературой духовной, и желая распространять ее въ народѣ, онъ завелъ типографіи въ Петербургѣ, Н. Нахичевани и Астрахани, въ которыхъ издалъ рядъ богослужебныхъ книгъ, важнѣйшіе труды Нарсеса Благодатнаго, нѣкоторыя историческія сочиненія, также русскій переводъ Чина священной литургіи армянской церкви и другія мелкія произведенія.

За кн. Аргутинскимъ, уже въ первой четверти нынѣшняго столѣтія, являются нѣсколько лицъ въ Петербургѣ, Москвѣ и Астрахани, и всѣ они тоже духовнаго званія: Іосифъ Іоаннесовъ, Артемій Аламдаровъ, еп. Михаилъ Салантьянъ, Гавріилъ Патканьянъ (отецъ извѣстнаго поэта Р. Патканьяна) и др. Первый извѣстенъ какъ переводчикъ «Исторіи Арменіи» Моисея Хоренскаго на русскій языкъ (Спб. 1809 г.); впрочемъ, онъ переложилъ болѣе съ латинскаго перевода бр. Вистоновъ, чѣмъ съ оригинала. Аламдарову принадлежитъ первый опытъ составленія «краткаго русско-армянекаго словаря». Салантьянъ былъ преподавателемъ Закона Божія и армянскаго языка въ Лазаревскомъ институтѣ, въ бытность Эмина въ институтѣ, и извѣстенъ нѣсколькими учебниками по преподаваемымъ имъ пред-

[стр. 182]

метамъ. Патканьянъ издалъ въ Астрахани еще въ 1825 г. армянскій переводъ Александра Македонскаго, по Діодору; онъ же былъ впослѣдствіи однимъ изъ піонеровъ армянской журналистики.— Къ этому слѣдуетъ прибавить и издававшееся при Лазаревскомъ институтѣ подъ редакціей Сергѣя Глинки (брата знаменитаго композитора) трехтомное «Собраніе актовъ, относящихся къ обозрѣнію исторіи армянскаго народа» (М. 1833 — 1838), и его же «Краткую исторію Арменіи».

Для полноты свѣдѣній о научныхъ трудахъ предшественниковъ Эмина, нужно упомянуть еще о трехъ чуть ли не единственно выдающихся сочиненіяхъ з.-европейскихъ арменистовъ того времени S. Martin'a — Mémoires historiques et géographiques sur l'Arménie. Paris, 1819 г., на русскій яз. переведенные въ извлеченіи Худабашевымъ въ концѣ 50-хъ годовъ, аббата Венец. мхит. Sukias'a Somal'a — Quadro délia Storia litteraria di Armenia. Венеція, 1829 г., русскій переводъ котораго — собств. съ нѣмецкой его обработки проф. Неймана — было сдѣлано покойнымъ проф. Назарянцемъ въ Казани, въ 40-хъ годахъ, и Инджиджіана — Топографія древней Арменіи (Венеція, 1822) и Армянская Археологія (Венеція, 1835).

Но общее научное направленіе Эминъ получилъ въ Московскомъ университетѣ, гдѣ онъ пробылъ съ 1834 по 1838 годъ. Какъ извѣстно, это была пора обновленія этого университета. Кромѣ молодыхъ талантливыхъ профессоровъ Шевырева, Погодина, Надеждина и нѣкоторыхъ другихъ, читавшихъ лекціи на философскомъ факультетѣ, вернулась къ этому времени изъ-за границы цѣлая фаланга отправленныхъ туда для подготовленія новыхъ профессоровъ no всѣмъ спеціальностямъ. Они имѣли благотворное вліяніе на университетскую молодежь и вообще на русскую науку—введеніемъ новыхъ научныхъ методовъ, основательнымъ знакомствомъ съ преподаваемыми ими науками и живымъ, интереснымъ изложеніемъ своего предмета.

Университетскіе курсы глубоко запечатлѣлись въ памяти Эмина; они дали ему солидное основаніе и благотворно отразились на дальнѣйшемъ направленіи его научной дѣятельности.

Но Эминъ взялъ на себя другую и, притомъ, болѣе трудную задачу. По окончаніи курса въ университетѣ (въ 1838 г.), онъ не сдѣлался спеціалистомъ ни по одному изъ преподаваемыхъ въ немъ предметовъ, что, при его желаніи и способностяхъ, было бы для него нетрудно. Его занимала, какъ видно, другая мысль: все, что онъ слушалъ въ университетѣ — по исторіи ли литературы, по русской народной литературѣ, по исторіи и древностямъ русскимъ, славянскимъ, греческимъ либо римскимъ,— Эминъ задумалъ переработать для армянской исторіи литературы и древностей; научный методъ, съ которымъ онъ ознакомился въ университетѣ въ приложеніи къ этимъ отраслямъ знанія, нужно было примѣнить, насколько это было возможно, къ неразработаннымъ матеріаламъ родной письменности.

Первый печатный трудъ Эмина, свидѣтельствующій объ его серьезныхъ задачахъ и хорошей подготовкѣ, это — переводъ на русскій языкъ знаменитой въ свое время «Исторіи литературы среднихъ вѣковъ» Вильмена, въ трехъ томахъ. Переводъ этотъ, навѣянный, быть-можетъ, лекціями Шевырева, былъ предпри-

[стр. 183]

нятъ Эминымъ въ сотрудничествѣ съ его товарищемъ, Кротковымъ, въ 1836 г., когда они были еще на II курсѣ философскаго факультета. Трудъ молодыхъ студентовъ не прошелъ незамѣченный и въ тогдашней русской журналистикѣ (см. сочувственный отзывъ объ этомъ переводѣ проф. Надеждина въ Телескопѣ за 1836 г., кн. 14, отд. библіографіи, стр. 48—50).

Надеждинъ вѣрно угадалъ: Эминъ, дѣйствительно, сталъ «русскимъ писателемъ и ученымъ», но не «подъ знойнымъ тропическимъ небомъ Индостана», напротивъ того — на холодномъ сѣверѣ, въ Москвѣ, съ которой и связана вся его съ лишнимъ 50-ти лѣтняя ученая и педагогическая дѣятельность.

* * *

Переходя къ краткому обзору трудовъ Эмина, остановимся прежде всего на работахъ его по исторіи Арменіи. Въ этой области слѣдуетъ отмѣтить его переводы, издаiя историческихъ памятниковъ и критическія изслѣдованія.

При выборѣ какого-нибудь армянскаго автора для перевода, Эминъ руководствовался не однимъ только интересомъ къ исторіи Арменіи; онъ всегда задавался широкой задачей, имѣя въ виду при этомъ исторію Востока вообще. Въ такихъ трудахъ онъ старался отмѣчать въ обстоятельныхъ и цѣнныхъ комментаріяхъ сохранившіяся y армянскихъ историковъ любопытныя данныя касательно, наприм., Персіи въ парѳянскій и сассанидскій періоды, Сиріи, Кавказской Албаніи, Грузіи, арабовъ, сельджукидовъ, монголовъ и др., приходившихъ въ разное время въ столкновеніе съ армянами. Въ этомъ отношеніи особенно важно для науки значеніе армянскихъ историковъ, пополняющихъ многіе пробѣлы хронографовъ византійскихъ и арабскихъ.

Одинъ изъ раннихъ переводовъ Эмина — Моисей Хоренскій. Какъ отецъ армянской исторіи, послѣдній, конечно, болѣе другихъ армянскихъ писателей интересовалъ его. Въ немъ онъ искалъ древнѣйшія преданія о вѣрованіяхъ армянъ, о народномъ эпосѣ, которыя впослѣдствіи обработалъ въ отдѣльныхъ монографіяхъ. За этотъ трудъ, поднесенный покойному Государю Императору Александру II, Эминъ былъ Высочайше награжденъ цѣннымъ брилліантовымъ перстнемъ.

He менѣе интереса для исторической науки представляютъ и другіе его переводы: Фавста Византійскаго (писателя — IV в.), исполненнаго имъ по предложенію французскаго армениста В. Ланглуа для его Collection des Historiens Arméniens anciens et modernes. Paris, 1867 r. T. I.  Далѣе, переводы Асохика и Вардана Великаго историковъ XI и XII вѣковъ, которые, сверхъ важнаго значенія для багратидскаго и киликійскаго періодовъ армянской исторіи представляютъ цѣнные факты по исторіи Византіи, арабовъ и монголовъ въ Передней Азіи. Заслуга Эмина касательно послѣднихъ трехъ историковъ особенно важна въ виду того, что они впервые были переведены на европейскіе языки и тѣмъ стали достояніемъ науки.

Всѣ эти переводы исполнены Эминымъ мастерски. Сверхъ точности и вѣрности съ оригиналами, переводчикъ проникаетъ въ сокровенныя мысли армянскихъ историковъ и художественно возсоздаетъ восточнаго писателя на русскомъ

[стр. 184]

или французскомъ языкѣ, преодолѣвая часто неимовѣрныя трудности слога, языка и изложенія ихъ.

Кромѣ переводовъ, немаловажны труды Эмина по изданію цѣлаго ряда текстовъ армянскихъ иториковъ, имѣющихъ значеніе для науки освѣщеніемъ темныхъ страницъ изъ исторіи другихъ народовъ Передней Азіи. Большая часть изъ текстовъ, добытая изъ дальнихъ архивовъ и тщательно провѣренная здравой критикой, появилась въ свѣтъ въ первый разъ. Такова, наприм., исторія кавказскихъ албанцевъ Моисея Каханкатаци, X в. Это было счастливымъ открытіемъ, благодаря которому забытая дотолѣ цѣлая народность со всѣми преданіями своимии стариной какъ бы воскресла изъ-подъ многовѣковыхъ развалинъ...

Объ историческомъ и литературномъ значеніи древне-армянскихъ народныхъ пѣсенъ или Эпоса Эминъ написалъ на древне-армянскомъ языкѣ интересное изслѣдованіе еще вь началѣ 50-хъ годовъ, дополненное имъ въ русской переработкѣ въ 1881 г. Оно стало креугольнымъ камнемъ, на основаніи котораго появилось потомъ немало переводовъ и популяризацій на французскомъ, русскомъ и армянскомъ языкахъ.

Эминъ коснулся также вопроса объ армянской миѳологіи, до него почти не затронутой. Въ этихъ трудахъ впервые былъ сгруппированъ изъ произведеній армянской исторической литературы относящійся сюда матеріалъ, подвергнутъ анализу и научно освѣщенъ. Эминъ показалъ, что хотя на вѣрованія языческихъ армянъ и повліяли семитическая религія и парсизмъ, тѣмъ не менѣе были y нихъ нѣкоторыя божества, ставшія національными вслѣдствіе особеннаго почитанія, которымъ они, несмотря на иноземное свое происхожденіе, пользовались въ Арменіи быть - можетъ даже съ видоизмѣненіемъ ихъ исконнаго, первоначальнаго культа. Таковы Вахагнъ Вишапакахъ или Змѣеборецъ, соотвѣтствующій лишь по имени авестійскому Веретрангѣ, но культъ его даже не былъ извѣстенъ въ Персіи; a между тѣмъ онъ считается однимъ изъ популярнѣйшихъ армянскихъ божествъ, по роли и назначенію своему приближающійся скорѣе къ Индрѣ Вритрахану или Змѣеборцу Риг-Веды, съ которымъ и сравнивалъ его Эминъ въ изслѣдованіи своемъ о Вахагнѣ Вишапакахѣ. Далѣ богиня Anahita, заимствованная армянами y персовъ, нигдѣ, по свидѣтельству Страбона, Плинія и другихъ, не пользовалась такимъ почитаніемъ, какъ въ Арменіи, гдѣ y нея были богатѣйшіе храмы, множество жрецовъ и жрицъ и статуи изъ цѣльнаго золота. — Рядомъ съ авестійскими и семитическими божествами сохранились въ Арменіи, какъ указывалъ Эминъ, слѣды сабеизма и поклоненія священнымъ деревьямъ, по его мнѣнію, какъ остатки древнѣйшихъ вѣрованій народа.

Довольно значительныя работы Эмина по различнымъ вопросамъ касательно археологіи Арменіи за время, когда онъ принималъ дѣятельное участіе въ трудахъ Московскаго Археологическаго Общества и особенно въ занятіяхъ Тифлисскаго съѣзда, въ которомъ онъ былъ однимъ изъ ближайшихъ сотрудниковъ графа A. C. Уварова. Сверхъ множества рефератовъ и сообщеній; прочитанныхъ имъ въ разное время на засѣданіяхъ Общества, слѣдуетъ упомянуть о составленномъ имъ обширномъ Сборникѣ армянскихъ надписей въ Карсѣ и столицѣ армянскихъ Багратидовъ, Ани — за ІХ — XII вѣка, изданномъ названнымъ обществомъ.

[стр. 185]

Сверхъ рефератовъ, читанныхъ въ Археологическомъ Обществѣ, Эминъ немало поработалъ вообще no духовной армянской литературѣ. Изъ его работъ въ этой области слѣдуетъ прежде всего указать на армянскіе апокрифы.

Вѣнцомъ же работъ Эмина въ области армянской духовной литературы служитъ впервые появившійся на русскомъ и вообще на европейскомъ языкѣ образцовый переводъ «Шаракана» или богослужебныхъ каноновъ и пѣсенъ армянской восточной церкви, по высокому поэтическому содержанію своему имѣющихъ мало себѣ подобнаго въ духовно-поэтической литературѣ. (См. ниже).

Резюмируя сказанное о научныхъ заслугахъ Эмина, замѣчу, что дѣятельность этого ученаго была съ глубокою любовыо и рѣдкой энергіей сосредоточена въ продолженіе полвѣка на изученіи старины армянской, на разъясненіи исторіи древностей Арменіи, не безъ связи вообще съ исторіей Передней Азіи. Онъ окинулъ пытливымъ окомъ прошлыя судьбы этого народа, коснулся цѣлаго ряда важнѣйшихъ вопросовъ въ области религіи, эпоса, культуры, до него очень поверхностно, чтобы не сказать совершенно не затронутыхъ; онъ велъ научный интересъ къ предмету, проявивъ во всемъ безпристрастіе глубокаго ученаго, стоя выше предразсудковъ и руководствуясь принципомъ: «Amicus Plato, sed magis arnica Veritas». Благодаря всему этому, Эминъ явился главой новой школы русскихъ арменистовъ, положивъ прочное основаніе арменологіи въ Россіи.

И заслуги эти были по достоинству оцѣнены представителями науки и пріобрѣли Эмину почетную извѣстность какъ въ Россіи, такъ и за границей. Это особенно выразилось нѣсколько лѣтъ тому назадъ, a именно въ 1886 г., когда по почину Лазаревскаго института, праздновался 50-ти-лѣтній юбилей его ученой и педагогической дѣятельности, при чемъ Императорскій Московскій университетъ и Общество любителей естествознанія, антропологіи и этнографіи, во вниманіе къ его заслугамъ, избрали его въ почетные члены. Поздравительные адресы, письма и телеграммы отъ ученыхъ обществъ, многочисленныхъ учениковъ и почитателей трудовъ Эмина неслись къ нему съ Востока и Запада.

Но не одними учеными трудами снискалъ себѣ Эминъ всеобщее уваженіе среди армянъ и русскихъ. Онъ пріобрѣлъ его также высокими нравственными качествами: честностью убѣжденій, независимостью и трезвостью взглядовъ и сужденій, строгимъ отношеніемъ къ своимъ обязанностямъ и скромностью въ оцѣнкѣ своихъ заслугъ.

Укажемъ въ заключеніе, что Эминъ по духовному своему завѣщанію оставилъ Лазаревскому институту неприкосновенный капиталъ въ размѣрѣ 10 тысячъ рублей, какъ фондъ своего имени, на проценты съ котораго должны печататься исключительно научные труды по исторіи, литературѣ, археологіи и этнографіи Арменіи на армянскомъ и русскомъ языкахъ.

[стр. 186]

II.

Проф. К. П. Паткановъ.

К. П. Паткановъ родился въ 1833 г. въ г. Ставрополѣ. Отецъ его былъ священникомъ. Первоначальное образованіе онъ получилъ въ Лазаревскомъ институтѣ, гдѣ между прочими восточными языками онъ изучалъ и армянскій, подъ руководствомъ извѣстнаго ученаго и педагога Н. 0. Эмина. По окончаніи курса въ институтѣ (1850 г.) онъ уѣхалъ вмѣстѣ съ нѣкоторыми молодыми людьми изъ армянъ въ Дерптъ для поступленія въ университетъ, съ цѣлью изучить богословіе и приготовиться къ духовному званію, но, не чувствуя призванія, a также за недостаткомъ средствъ, онъ принужденъ былъ, послѣ нѣкотораго времени, вернуться сначала въ Петербургъ, a потомъ въ родной свой Ставрополь, гдѣ поступилъ въ спеціальный классъ мѣстной гимназіи, чтобы получить право на поступленіе въ русскій университетъ. Отправленный потомъ (1853 г.) начальствомъ Кавказскаго учебнаго округа въ С.-Петербургскій Педагогическій институтъ, онъ, по окончаніи тамъ курса (1857 г.) въ отдѣленіи историческихъ наукъ, вернулся на Кавказъ, гдѣ былъ назначенъ учителемъ русской словесности въ Тифлисскомъ дѣвичьемъ институтѣ. Но вскорѣ, освобожденный отъ обязательной службы на Кавказѣ, онъ уѣхалъ снова въ Петербургъ, по семейнымъ обстоятельствамъ, гдѣ досугъ свой посвящалъ изученію всеобщей исторіи и лингвистикѣ (1859 г.). Къ этому времени освободилась каѳедра армянскаго языка при восточномъ факультетѣ С.-Петербургскаго университета, за выходомъ въ отставку адъюнкта Бероева. Паткановъ возымѣлъ мысль занять вакантную каѳедру, почему сталъ усиленно заниматься армянскимъ языкомъ и исторіей Арменіи, и уже напечаталъ небольшой трудъ — Catalogue de la littérature arménienne depuis le commencement du IV siècle jusque vers le milieu XVII,— появившійся въ бюллетеняхъ Академіи Наукъ за 1860 г. Черезъ годъ онъ былъ назначенъ адъюнктомъ армянскаго языка на восточномъ факультетѣ. Въ первые же два года послѣ своего назначенія, Паткановъ исполнилъ, по порученію Академіи Наукъ, нѣсколько переводовъ важнѣйшихъ армянскихъ историческихъ сочиненій, которыя печатались въ первый разъ. Вскорѣ онъ написалъ и защитилъ свою магистерскую диссертацію: «Опытъ исторіи династіи Сассанидовъ по армянскимъ всточникамъ», (Спб. 1863 г.) и спустя годъ — докторскую: «Изслѣдованіе о составѣ армянскаго языка», послѣ чего былъ утвержденъ ординарнымъ профессоромъ. Съ этихъ поръ Паткановъ является неутомимымъ работникомъ: почти каждый годъ онъ печатаетъ какое-нибудь изслѣдованіе, переводъ или текстъ по языку армянскому, исторіи, литературѣ и географіи Арменіи, длинный рядъ которыхъ прекратился лишь года за полтора до его смерти, за тяжкой болѣзнію, преждевременно сведшей его въ могилу. Онъ скончался 2-го апрѣля 1889 г.

Разсматривая ближе списокъ трудовъ Патканова, мы видимъ, что, несмотря на разнообразіе ихъ, они сводятся къ двумъ главнымъ отраслямъ — языку армянскому и исторіи Арменіи и вообще Востока.

Извѣстно, что еще въ 1837 г., т.-е. спустя годъ по выходѣ въ свѣтъ

[стр. 187]

«Сравнителыіой грамматики» Боппа, сдѣлавшей эпоху въ лингвистикѣ, берлинскій проф. Петерманъ доказывалъ въ своей «Grammatica linguae Armeniacae» принадлежность армянскаго языка къ великой семьѣ индоевропейскихъ языковъ. Затѣмъ въ вышедшихъ за этой грамматикой трудахъ Виндишмана, Гоше, Лагарда, Фр. Мюллера болѣе подробно разрабатывался вопросъ о мѣстѣ, занимаемомъ армянскимъ языкомъ въ кругу другихъ индоевропейскихъ языковъ: именно упомянутые ученые доказывали, что армянскій языкъ относится къ группѣ Эранской.

Около того же времени, т.-е. въ началѣ 60-хъ годовъ, Паткановъ пишетъ свою первую работу по древне-армянскому языку: «Изслѣдованіе о составѣ армянскаго языка», Спб. 1864 г.; онъ собралъ въ немъ все, что было написано до него учеными лингвистами по этому предмету, обработавъ и освѣтивъ вопросъ новыми данными. Въ концѣ 70-хъ годовъ онъ написалъ другое изслѣдованіе — о «Мѣстѣ, занимаемомъ армянскимъ въ кругу индоевропейскихъ», Тифлисъ, 1879 г., появившееся въ «Извѣстіяхъ» Кавказскаго отдѣла Императорскаго Русскаго Географическаго Общества. Въ немъ онъ представилъ сводъ мнѣній тогдашнихъ арменистовъ — Лагарда, Фр. Мюллера и Huebschmann'a и,

[стр. 188]

сдѣлавъ научную оцѣнку каждому изъ нихъ, свелъ результаты ихъ изысканій къ слѣдующей формулѣ: «Армянскій языкъ, занимая среднее мѣсто между группами иранской и славолитовской, есть представитель самостоятельной, исчезнувшей (м. б., малоазійской) группы индоевропейскихъ языковъ». Собственно Патканову въ этомъ трудѣ принадлежитъ попытка къ объясненію нѣкоторыхъ словъ, неподдававшихся дотолѣ удовлетворительному толкованію; сверхъ того, онъ первый указалъ на нѣкоторыя необходимыя условія, обыкновенно упускаемыя лингвистами при сравнительномъ изученіи древне-армянскаго языка, a именно — необходимость выдѣлить заимствованныя слова (Lehiiwoerter) въ армянскомъ языкѣ, a затѣмъ пе менѣе настоятельная потребность близкаго знакомства съ армянскими нарѣчіями, безъ которыхъ многія явленія въ составѣ и строѣ древне-литературнаго языка нерѣдко остаются необъяснимыми.

Вообще болѣе самостоятельнымъ былъ Паткановъ въ изслѣдованіяхъ своихъ объ армянскихъ діалектахъ, составляющихъ выдающуюся черту въ его научной дѣятельности. Послѣ извѣстнаго труда Ю. Ахвердова о Тифлисскомъ нарѣчіи (1852), Паткановъ, можно сказать, раскрылъ малоизвѣстную область, непочатый уголъ въ армянской филологіи, именно — недоступныя западнымъ арминистамъ областныя нарѣчія, изученіе которыхъ было столь важно какъ для древне-армянскаго языка, такъ и вообще для лингвистическихъ сравненій съ другими родственными языками. Сверхъ одной статьи въ «Monatsberichte der Berliner Académie» за 1865 г. объ одномъ изъ діалектовъ, самомъ трудномъ и считающемся загадочнымъ — о «діалектѣ Акулисскомъ», онъ спустя четыре года издалъ на русскомъ языкѣ, въ видѣ опыта, образцы всѣхъ извѣстныхъ тогда армянскихъ діалектовъ съ текстами и необходимыми грамматическими поясненіями —«Изслѣдованіе о діалектахъ армянскаго языка, филологическій опытъ», Спб., 1869 г., и вскорѣ затѣмъ два отдѣльныхъ выпуска, посвященныхъ каждый особому нарѣчію: выпускъ I—Нахичеванскій говоръ, выпускъ II — Мушское нарѣчіе. Оба выпуска были снабжены богатымъ матеріаломъ текстовъ и необходимыми глоссаріями и появилиеь въ 1875 г.

Правда, предположенный Паткановымъ планъ изданія не былъ выполненъ окончательно, но и тѣмъ, что было издано, онъ много способствовалъ разработкѣ армянскихъ діалектовъ, вызвавъ себѣ не мало талантливыхъ послѣдователей. Таковы: С. Саргсянцъ ¹), A. Томсонъ ²), I. Ганушъ ³) и друг.

Въ послѣдніе годы Паткановъ работалъ надъ изданіемъ «Матеріаловъ для объяснительнаго словаря армянскаго языка», вып. І-й 1882 г., вып. II-й 1884. И такъ какъ въ такомъ трудѣ большую важность имѣетъ вопросъ, какія слова чисто армянскія, какія заимствованныя, то онъ въ исправленіе и дополненіе къ капитальному труду Лагарда — «Armenische Studien» (1877), принимается за объясненіе послѣднихъ, почему немало словъ, считавшихся дотого времени армянскими, въ его изслѣдованіи оказались заимствованными, главнымъ образомъ,

--------------------------

¹) „Акулисское нарѣчіе", ч. I — Изслѣдованіе, ч. II — Матеріалы. Москва, 1883.

²) „Ахалцихскій говоръ", 1887. „Историч. грамматика соврем. армянск. языка города Тифлиса", 1890,— оба изслѣдованія напечатаны въ Спб.

³) „Sur la langue des Arméniens Polonais, Oacovie, 1886 (по-польски), „Beitrage zur Armenischen Dialectologie", WZKW, за 1887, Band. I, 1888, II, 1889, III.

[стр. 189]

изъ пехлевійскаго языка. Такимъ образомъ было объяснено до 80-ти словъ и почти всѣ вполнѣ удачно.

Болѣе обширны труды Патканова по Исторіи. Всѣ разнообразныя его историчеекія изданія, переводы и изслѣдованія имѣютъ въ виду одну цѣль: утилизировать массу историческаго матеріала, сообщаемаго армянскими писателями, начиная съ V по ХVІІ и ХVІІІ вв. нашей эры, о народахъ, съ которыми армяне приходили въ столкновеніе, какъ-то: съ персами, грузинами, Византіей, арабами, монголами и друг. Какъ изслѣдователь, интересующійся прошлыми судьбами народовъ Передней Азіи, Паткановъ выбираетъ изъ армянскихъ историческихъ произведеній тѣ именно, которые чѣмъ-нибудь служатъ къ поясненію темныхъ страницъ или пополненію пробѣловъ въ исторіи упомянутыхъ народовъ. Съ этою цѣлью онъ еще въ 1861 году принимается за «Опытъ исторіи династіи Сассанидовъ по армянскимъ источникамъ. Въ предисловіи своемъ къ «0пыту», Паткановъ, не отрицая важности греческихъ и арабскихъ писателей по исторіи Сассанидовъ, вмѣстѣ съ тѣмъ находитъ, что въ нихъ есть немало пробѣла, хронологическихъ неточностей и т. п., которыя можно исправить на основаніи армянскихъ источниковъ.

Далѣе, изучая судьбу Арменіи въ эпоху монгольскихъ погромовъ, Паткановъ задается цѣлью собрать все, что встрѣчается y армянскихъ историковъ о пребываніи монголовъ въ Арменіи, Персіи и на Кавказѣ, и въ дополненіе къ труду французскаго армениста, академика Дюлорье, выпустившаго въ 1858 г. сборникъ «Les Mongols d'après les Historiens Arméniens», начинаетъ издавать рядъ выпусковъ «Исторіи монголовъ по армянскимъ источникамъ»; въ нее вошли: Исторія инока Магакіи (XIII в.) — 1871 г., извлеченія изъ Вардана, Стефана Орбеліана, Смбата (XIII в.) — 1873 г. и изъ Киракоса (ттже XIII в.).— 1874 г. Прекрасные переводы армянскихъ текстовъ снабжены дѣльными введеніями и цѣнными примѣчаніями. Весь этотъ сводъ, состоя изъ трехъ книжекъ, заключаетъ въ себѣ однако драгоцѣнный матеріалъ для исторіи народа, совершившаго нѣкогда крупный переворотъ во всей Азіи и части Европы и оставившій глубокіе слѣды въ жизни народовъ.

Кромѣ указанныхъ трудовъ, Паткановъ издалъ рядъ важнѣйшихъ армянскихъ писателей — тексты и русскіе переводы, содержащіе весьма любопытныя данныя по исторіи Византіи, кавказскихъ албанцевъ, арабовъ и друг., съ которыми армяне находились въ такихъ же, какъ съ персами, или даже въ еще болѣе тѣсныхъ сношеніяхъ. Таковы: Себеосъ (VІІ в.) — «Исторія императора Иракла», заключающая въ себѣ цѣнныя данныя о войнахъ Византіи съ Персіей и участіи въ нихъ армянъ, о послѣднихъ Сассанидахъ и появленіи арабовъ; переводъ ея, первый на русскій и вообще на европейскій языкъ, былъ сдѣланъ Паткановымъ еще въ 1862 г., a изданіе армянскаго текста съ лучшей рукописи — имъ же въ 1879 г. Далѣе были переведены имъ: «Исторія кавказскихъ албанцевъ» Моисея Каханкатваци (X в.), въ 1861 г., въ первый разъ, и «Исторія халифовъ» Гевонда (Vll в.), въ 1862 г. Еще значительнѣе число изданныхъ имъ армянскихъ текстовъ: изъ нихъ нѣкоторые вышли въ свѣтъ, какъ editiones principis).

Капитальнымъ историческимъ трудомъ Патканова были «Ванскія надписи

[стр. 190]

и значеніе ихъ для исторіи Передней Азіи» (Спб., 1881), печатавшіяся отдѣльными статьями въ «Журн. Мин. Народн. Просвѣщенія» за время отъ 1874 — 1881 г. Сознавая важность этихъ надписей для исторіи Передней Азіи,— надписей, которыя, несмотря на многія попытки извѣстныхъ ученыхъ,—оставались мало выясненными, Паткановъ возымѣлъ мысль познакомить русскую ученую публику съ тѣмъ, что сдѣлано было до того по этому вопросу на Западѣ. Онъ подробно говоритъ о клинописи, о ванскихъ надписяхъ и исторіи ихъ дешифровки и затѣмъ, подвергнувъ обстоятельной критикѣ древнѣйшій періодъ армянской исторіи Моисея Хоренскаго, сравниваетъ эти данныя съ новѣйшими открытіями въ области археологіи и лингвистики. Открытія эти, явившіяся въ данномъ случаѣ въ каменныхъ документахъ Ниневіи, Вана, Бегистана и произведшихъ переворотъ во всей древней исторіи Передней Азіи, не могли, по вѣрному замѣчанію Патканова, остаться безъ вліянія и на исторію Арменіи. Нo, чтобы дать новымъ даннымъ принадлежащее имъ мѣсто, слѣдовало автору предварительно разсмотрѣть, имѣютъ ли они прямую связь съ тѣмъ, что разсказывалось помимо ихъ. Выдающееся мѣсто этой критики несомнѣнно составляетъ весьма дѣльный и обстоятельный разборъ одного изъ важнѣйшихъ источниковъ М. Хоренскаго по древнѣйшей исторіи Арменіи, Маръ–Абаса. Послѣдній изъ достовѣрнаго, по увѣренію Хоренскаго, придворнаго историка при первомъ армянскомъ Аршакидѣ, Вахаршакѣ, II вѣка до нашей эры, отодвинутъ, въ изслѣдованіи Патканова, къ III — IV в. по Р. X., a приписывавшаяся ему подлинная исторіи Арменіи, якобы извлеченная изъ Ниневійскаго архива и переведенная на греческій языкъ, по приказаяію Александра Македонскаго—сведена на стенень сборника армянскихь и сирійскихъ преданий связанныхъ въ одно цѣлое по образцу ассирійской исторіи Ктезія («Ванск. надписи», 33-70).

Подъ общимъ заглавіемъ «Ванскихъ наднисей и значенія ихъ для исторіи Передней Азіи» Паткановъ, сверхъ вышеуказаннаго, напечаталъ въ томъ же «Журналѣ Мин. Нар. Просв.» за 1884 г. весьма интересную статью «О древней грузинской хроникѣ,» время появленія которой онъ старается опредѣлить между XI и XIII вв., приписывая составленіе ея армянину или человѣку, получившему образованіе въ армянской школѣ.

Нельзя не упомянуть здѣсь того обстоятельства, что Паткановъ, одновременно съ составленіемъ статей о «Ванскихъ надписяхъ», самъ изучалъ клинопись, собиралъ надписи этой системы; онъ завелъ сношенія съ ивѣстнымъ англійскимъ кунеологомъ Сейсомъ, доставлялъ ему новооткрываемыя надписи, a Сейсъ, какъ извѣстно, первый сталъ болѣе или менѣе разбирать ванскія надписи, воспользовавшись остроумными догадками покойнаго французскаго ученаго Гюйара. 0 первыхъ успѣхахъ дешифровки этой клинониси, также какъ и о надписяхъ этой системы, найденныхъ въ предѣлахъ Россіи, Паткановъ помѣстилъ любопытную статью въ «Ж. М. Н. Пр.» за 1883 г.

Занятія по исторіи Арменіи привели Патканова къ изученію имѣющей столь тѣсную съ ней связь – географіи, именно — онъ занялся переводомъ и объясненіемъ извѣстнаго географическаго трактата, приписываемаго Хоренскому, и издалъ его вмѣстѣ съ армянскимъ текстомъ въ 1877 году подъ заглавіемъ: «Армянская Географія VІІ в., приписывавшаяся М. Хоренскому». Помимо важно-

[стр. 191]

сти для географіи Арменіи, трактатъ этотъ интересенъ и для географіи Передней Азіи вообще. Я полагаю, замѣчаетъ., между прочимъ, Паткановъ, что для изученія исторіи Передней Азіи предстоитъ настоятельная необходимоеть пересмотрѣть старые сборники и сдѣлать изъ армянскихъ авторовъ новыя извлеченія географическихъ данныхъ. Одни греческія и мусульманскія свѣдѣнія далеко не удовлетворяютъ тѣмъ требованіямъ, которыя представляются изслѣдователю исторіи Передней Азіи при разработкѣ отдѣльныхъ событій, требующихъ болѣе точныхъ и опредѣленныхъ свѣдѣній» (стр. 42). Еще задолго до Патканова этотъ географическій трактатъ былъ переведенъ на латинскій ¹) и французскій языки. Французскій переводчикъ, С. Мартенъ ²), впервые заподозрившій принадлежность этой Географіи Хоренскому, отнесъ ее къ X вѣку; Паткановъ же, пользуясь лучшими позднѣйшиш изданіями армянскаго ея текста, послѣ остроумныхъ догадокъ и соображеній, пріурочилъ географическій трактатъ къ VII вѣку и даже указалъ лице, которое, по его мнѣнію, могло быть его составителемъ; таковымъ былъ извѣстный математикъ и астрономъ VII вѣка, Ананія Ширакаци.

Вотъ перечень важнѣйшихъ трудовъ Патканова по языку исторiи и географіи, къ которымъ нужно прибавить еще одну работу по исторіи армянской литературы, помѣщенную въ IV выпускѣ «Всеобщей Литературы Корша», но, къ сожалѣнію, доведенную лишь до VI вѣка. Число написанныхъ и изданныхъ имъ произведеній доходитъ до 40. Несмотря на это, трудно отмѣтить хоть одну работу, въ которой авторъ явился бы не стоящимъ на высотѣ изучаемаго имъ предмета. Всякiй научный вопросъ изслѣдовался имъ возможно детально, возможно глубоко. Нужно ли ему написать, напр., этнографическое изслѣдованіе о «Драгоцѣнныхъ камняхъ по понятіямъ армянъ» С.-Пб. 1873),—онъ предварительно изучаетъ чуть ли не полный курсъ минералогіи. И дѣйствительно, прочитывая это сочиненіе, вы имѣете дѣло со спеціалистомъ по минералогіи. Представляется ли ему писать о нарѣчіяхъ закавказскихъ цыганъ, онъ пересматриваетъ всю литературу предмета и во введеніи его вы имѣете прекрасно изложенный обзоръ всего того, что написано вообще о языкѣ цыганъ, не только y насъ, но и на Западѣ. Занявшись вопросомъ о «Ванскихъ надписяхъ», онъ недовольствуется пересмотромъ всей литературы о надписяхъ,— онъ самъ изучаеть клинопись, дешифровку, чтобы компетентнѣе говорить о предметѣ. Также точно поступаетъ онъ и въ другихъ своихъ изслѣдованіяхъ...

К. П. Паткановъ умеръ на 45-омъ году жизни, именно въ такомъ возрастѣ, когда, обогащенный познаніями и опытомъ предшествующей плодотворной дѣятельности, еще бодрый и крѣпкій,— онъ могъ быть особенно полезенъ для науки. Въ лицѣ Патканова наука потеряла не только ученаго, занимавшаго почетное мѣсто среди арменистовъ, но и весьма даровитаго оріенталиста.

Г. X.

-----------------------------------

¹) См. y брать. Вистоповь въ приложеніи къ переводу „Исторіи Арменіи" М. Хоренскаго. Лондонъ, 1736 г.

²) Mémoires historiques et géographiques sur l'Arménie. T. II, стр, 301 — 405. Paris, 1819.