Внимание! Предлагаемый ниже текст написан в дореволюционной орфографии. Если текст не отображается корректно, см. Просмотр русских текстов в старой орфографии.

БРАТСКАЯ ПОМОЩЬ ПОСТРАДАВШИМЪ ВЪ ТУРЦИИ АРМЯНАМЪ

ОТДѢЛЪ I.

[стр. 313]

Б. М. Шелковниковъ.

Генералъ Бебут Мартиросовичъ Шелковниковъ ¹).

I.

Ужасный врагъ нашей Кавказской арміи, врагь, сказавшійся гораздо страшнѣе и гибельнѣе, чѣмъ турецкая армія,—арзерумскій тифъ унесъ въ могилу въ числѣ тысячи жертвъ, въ самомъ расцвѣтѣ силъ храбраго генерала Шелковникова, въ тотъ періодъ его жизни и карьеры, когда эта даровитая личность, свѣтлая и благородная, послѣ компаніи выступила впередъ своими способностями и своими качествами». Этими словами начинается печальный некрологъ, возвѣстившій Тифлису неожиданную смерть одного изъ лучшихъ представителей туземнаго населенія.

––––––––––––––––––––

¹) Шелковниковъ, Б. М., родомъ изъ нухинскихъ армянъ, родился въ 1837 г., кончилъ курсъ въ Николаевской академіи генеральнаго штаба; въ 1867 г. назначенъ начальникомъ Закатальскаго округа; въ 1877 г. былъ начальникомъ Черноморскаго округа; участвовалъ въ войнѣ 1877—78 г.; затѣмъ назначенъ военнымъ губернаторомъ Эрзерумской области, гдѣ и умеръ въ 1878 г.

[стр. 314]

Бебутъ Мартиросовичъ Шелковниковъ (русскіе звали его Борисомъ Мартыновичемъ) былъ армянинъ, уроженецъ города Нухи, нѣкогда столицы Шекинскаго ханства. Отецъ его, тамошній бекъ или меликъ, отправилъ сына въ Москву, гдѣ онъ поступилъ въ кадетскій корпусъ и вышелъ оттуда въ 1855 году въ резервную батарею 21 артиллерійской бригады. Служба въ этой батареѣ, расположенной далеко отъ театра военныхъ дѣйствій, не представляла ничего занимательнаго, и молодой Шелковниковъ выхлопоталъ себѣ переводъ въ 4-ю батарею 20-й артиллерійской бригады, находившуюся тогда въ Чечнѣ. Съ этою батареею онъ принялъ участіе въ осадѣ и взятіи аула Ведено и затѣмъ окончилъ Кавказскую войну андейскимъ походомъ. Какъ ни скромна была роль молодого человѣка, командовавшаго въ бояхъ артиллерійскимъ взводомъ, однако и за этотъ короткій періодъ времени онъ обратилъ на себя вниманіе и былъ отличенъ двумя орденами св. Станислава и св. Анны съ мечами и бантомъ.

По окончаніи войны на Кавказѣ Шелковниковъ поступилъ въ Военную Академію Генеральнаго Штаба. Здѣсь онъ окончилъ курсъ, но не держалъ выпускного экзамена, a потому, 15 іюля 1863 года, назначенъ былъ на должность старшаго адъютанта штаба 7-й пѣхотной дивизіи, съ состояніемъ по артиллеріи. Съ этого времеии начинается служебная каръера Шелковникова.

Штабъ 7-й пѣхотной дивизіи расположенъ былъ въ Радомѣ, въ самомъ центрѣ военныхъ дѣйствій, и Шелковникову пришлось играть видную роль въ событіяхъ польской кампаніи, такъ какъ начальникъ дивизіи генералъ-лейтенантъ Ушаковъ былъ въ то же время и командующимъ войсками въ Радомскомъ военномъ отдѣлѣ.

Положеніе дѣлъ въ Царствѣ Польскомъ, несмотря на истребленіе шаекъ, не предвѣщало близкаго окончанія вооруженнаго возстанія. Можно было предвидѣть, что къ осени инсургенты соберутся снова, и что при извѣстномъ настроеніи европейскаго общества разрывъ съ западными державами сдѣлается почти неизбѣжнымъ.

Дѣйствительно, постоянныя неудачи инсургентовъ въ Радомской губерніи, не остававшіяся, конечно, безъ вліянія на умы окрестныхъ жителей, встревожили народный жондъ, который въ видахъ поправленія дѣлъ рѣшилъ подкрѣпить сандомірскія банды изъ Люблина, гдѣ жиржинская катастрофа ¹) была еще y всѣхъ въ свѣжей памяти. Съ этою цѣлью нѣсколько инсургенскихъ вождей стянули свои силы въ казимѣржскіе лѣса и, задержавъ идущіе по Вислѣ плоты, 4-го августа переправились въ Радомскую губернію. Черезъ два дня польскій отрядъ въ 2.500 человѣкъ, прекрасно вооруженный, съ правильно организованнымъ обозомъ и отличною конницею, появился въ окрестностяхъ Радома. Чтобы выяснить положеніе дѣлъ, генералъ Ушаковъ приказалъ майору Протопопову съ тремя ротами Могилевскаго полка, эскадрономъ Екатеринославскихъ драгунъ и двумя орудіями выступить для открытія непріятеля. Съ этимъ отрядомъ для исполненія обязанностей офицера генеральнаго штаба назначенъ былъ и поручикъ Шелковниковъ, обнаружившій сразу замѣчательныя боевыя способности.

-------------------------

¹) Въ дѣлѣ подъ Жиржиномъ русскій отрядъ былъ разбитъ и потерялъ два орудія.

[стр. 315]

«Въ сраженіи противъ польскихъ мятежниковъ 11 августа при д. Виръ,— писалъ въ своемъ донесеніи начальникъ отряда майоръ Протопоповъ,— поручикъ Шелковниковъ былъ моимъ главнымъ помощникомъ. Въ головѣ 7-й роты онъ атаковалъ колонну инсургентовъ и разсѣялъ ее; окончивъ это, онъ успѣлъ разбить колонну коссіонеровъ, показавшуюся съ другой стороны. Въ кавалерійской же атакѣ со 2-мъ полуэскадрономъ, онъ изъ первыхъ влетѣлъ въ каре, и своимъ мужествомъ служилъ прекраснымъ примѣромъ для нижнихъ чиновъ; въ этой атакѣ онъ былъ тяжело раненъ штыкомъ, и штыкомъ же ранена подъ нимъ лошадь».

За это «особое отличіе, выходящее изъ ряда обыкновенныхъ», поручикъ Шелковниковъ произведенъ былъ въ штабсъ-капитаны; но его ожидали и другія награды.

«Съ величайшимъ прискорбіемъ узнали мы въ академіи о Вашей ранѣ, полученной въ дѣлѣ при Вирѣ,— писалъ къ нему начальникъ академіи генералъ Леонтьевъ,— но вмѣстѣ съ тѣмъ всѣ мы радовались успѣху, одержанному при Вашемъ содѣйствіи надъ партіей инсургентовъ. Блестящее участіе Ваше въ столкновеніи подъ Виромъ видно изъ реляціи объ этомъ дѣлѣ, помѣщенномъ въ Инвалидѣ; теперь же, прочитавъ Ваше письмо къ капитану Гаврилову, я еще болѣе радуюсь за Васъ, тѣмъ болѣе, что надежда на Ваше выздоровленіе несомнѣнна. Генералъ-квартирмейстеръ сообщилъ мнѣ о своемъ намѣреніи перевести Васъ тотчасъ въ генеральный штабъ. Поздравляю Васъ; не держа выпускного экзамена въ академіи, Вамъ удалось выказать въ настоящемъ дѣлѣ ваши знанія и распорядительность и тѣмъ достойно заслужить переводъ въ генеральный штабъ. Желаю Вамъ скораго и полнаго выздоровленія».

Въ то же время военный министръ извѣстилъ Великаго Князя главнокомандующаго, Что Государь Императоръ по докладѣ ему о подвигѣ поручика Шелковникова приказалъ собрать о немъ болѣе подробныя свѣдѣнія и передать все дѣло на рѣшеніе кавалерской думы св. Георгія съ тѣмъ, что если дума не удостоитъ его награжденія этимъ орденомъ, то государь жалуетъ ему отъ себя орденъ св. Владиміра 4 степени съ мечами и бантомъ.

Дума собрана была въ Варшавѣ подъ предсѣдательствомъ стараго кавказскаго ветерана генералъ-лейтенанта князя Давида Осиповича Бебутова и единогласно признала подвигь поручика Шелковникова достойнымъ награжденія орденомъ св. Георгія 4 степени.

Такимъ образомъ Бебутъ Мартиросовичъ за дѣло подъ Виромъ получилъ слѣдующій чинъ, переводъ въ генеральный штабъ и Георгіевскій крестъ въ петлицу.

Шелковниковъ въ это время лѣчился за границей; рана его оказалась тяжелою; легкое пробито было штыкомъ насквозь, и только продолжительное лѣченіе y извѣстныхъ врачей предотвратило угрожавшую ему чахотку. Оправившись отъ раны, Шелковниковъ назначенъ былъ на Кавказъ, и въ 1864 году занялъ должность въ управленіи генералъ-квартирмейстера Кавказской арміи, a потомъ перешелъ на службу по народному управленію. Здѣсь онъ былъ произведенъ въ капитаны, получилъ орденъ св. Станислава 2-й степени, и что, важнѣе всего, къ своей боевой извѣстности, пріобрѣтенной въ Царствѣ Польскомъ, прибавилъ

[стр. 316]

извѣстность въ высшей степени талантливаго и даровитаго человѣка. Послѣднее обратило на него особое вниманіе высшей администраціи края, и капитанъ Шелковниковъ 3-го марта 1867 года назначенъ былъ начальникомъ Закатальскаго округа.

II.

Тогда не прошло еще и двухъ лѣтъ, съ тѣхъ поръ какъ Закаталы были усмирены оружіемъ. Въ эти два года усердно сглаживались наружные слѣды минувшаго возстанія, водворялось внѣшнее спокойствіе въ округѣ; но далѣе этого работа администраціи не шла. Для всѣхъ было ясно, что народъ держался въ повиновеніи только страхомъ новыхъ погромовъ; но ни довѣрія къ начальствующимъ лицамъ, ни вѣры въ благія пожеланія самого правительства — ничего этого не было; полнѣйшая отчужденность всецѣло продолжала разъединять народъ отъ администраціи. При такихъ-то обстоятельствахъ въ мартѣ 1867 года Шелковниковъ былъ поставленъ во главѣ управленія округомъ. Слѣдовать программѣ предшествовавшаго періода, т.-е. ограничиться поддержаніемъ внѣшняго порядка, не вникая во внутреннюю жизнь народа, не касаясь тѣхъ корней, которые лежали глубоко въ сердцѣ лезгинъ, было невозможно. Это значило бы не сдѣлать ровно ничего въ смыслѣ прочной связи народа съ правительствомъ, и подготовить въ будущемъ безконечный рядъ тревогъ, недоразумѣній и новыхъ, быть можетъ еще болѣе кровавыхъ возстаній. Шелковниковъ понялъ, что довѣріе и сочувствіе полудикаго народа пріобрѣтаются не потворствомъ дурнымъ его инстинктамъ, не расточеніемъ предъ нимъ несбыточныхъ обѣщаній, послѣдствіями которыхъ бываетъ всегда кратковременная ложная популярность и затѣмъ горькое разочарованіе. He этимъ путемъ, значитъ, могла быть разрѣшена поставленная предъ нимъ задача. Надлежало положить въ основу каждаго шага безусловную справедливость въ отношеніи всѣхъ, не различая сословій и того положенія, которое извѣстныя лица занимали въ народѣ; необходимо было, кромѣ выполненія офиціальныхъ обязанностей, исполнить долгъ честнаго человѣка, проникнутыя теплымъ участіемъ къ мельчайшимъ обыденнымъ интересамъ народа, сдѣлаться, если такъ можно выразиться, его пѣстуномъ. Въ этомъ отношеніи выборъ Шелковникова былъ какъ нельзя болѣе удаченъ. Рѣдкому изъ народныхъ правителей удавалось пріобрѣсть такое уваженіе и любовь, какою пользовался онъ въ средѣ притязательнаго, щепетильнаго и суроваго населенія Закатальскаго округа. Но чѣмъ больше росла его популярность среди простого народа, тѣмъ съ большею завистью и недоброжелательствомъ смотрѣли на него тѣ одиночныя лица, которыя видѣли въ прочномъ сліяніи народа съ русскимъ правительствомъ источникъ своего неминуемаго паденія. И вотъ, между Шелковниковымъ и этими сильными вліятельными лицами начинается глухая борьба, которая упорно и неустанно ведется въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ. «И если я,— говоритъ самъ Шелковниковъ,— не изнемогъ въ концѣ этого перваго, тревожнаго періода своей дѣятельности, a вышелъ изъ него съ торжествомъ, то ис-

[стр. 317]

ключительно обязанъ этимъ поддержкѣ и полному довѣрію ко мнѣ высшаго моего начальства».

Глухая борьба разразилась, наконецъ, замѣтнымъ волненіемъ въ цѣломъ народѣ. Въ Закатальскомъ округѣ жили тогда двѣ замѣчательныя личности — Даніель-бекъ, бывшій султанъ Елисуйскій, и полковникъ Гаджи-Аза-Бекъ Шихлярскій, оба осыпанные безпримѣрными милостями русскаго правительства и оба находившіеся въ числѣ недовольныхъ. Они-то тайными происками черезъ свою многочисленную и знатную родню взволновали все населеніе округа. Кризисъ разрѣшился подачею прошенія о переселеніи въ Турцію цѣлыми обществами. Шелковниковъ, обстоятельно разслѣдовавъ дѣло, настоялъ на томъ, чтобы переселеніе не было разрѣшаемо, а, напротивъ, самъ назначилъ къ переселенію сто семействъ изъ числа тѣхъ, которыя болѣе другихъ замѣчены были въ подстрекательствѣ. Покончивъ съ этимъ вопросомъ, Шелковниковъ выѣхалъ на минеральныя воды вмѣстѣ съ своимъ семействомъ.

Между тѣмъ, лѣтомъ, въ то время, когда Шелковниковъ лѣчился въ Пятигорскѣ, въ округѣ почти уже организовалось открытое возстаніе. Ближайшее начальство, напуганное событіями 63 года, потребовало исправленія крѣпостныхъ верковъ, экстренныя работы по вооруженію батарей и немедленной присылки войскъ въ Закаталы. Вызванный изъ Пятигорска телеграммою Шелковниковъ по прибытіи въ Тифлисъ просилъ пріостановить всякія дѣйствія, пока онъ лично не убѣдится въ положеніи дѣлъ въ округѣ. Въ Тифлисѣ ему совѣтовали выѣхать въ Закаталы вмѣстѣ съ войсками; онъ отвергнулъ эти совѣты, сознавая, какія громадныя затраты потребовались бы неминуемо въ случаѣ экстреннаго движенія войскъ,— сѣлъ въ почтовую телѣжку и поскакалъ одинъ.

Онъ выѣхалъ изъ Тифлиса въ три часа утра и въ восемь часовъ вечера былъ уже въ Закаталахъ. Здѣсь онъ узналъ, что народъ постановилъ рѣшеніе не допускать одиночныхъ переселеній, a требовать, чтобы изъ края удалены были или всѣ, или никто. Очевидно, что въ народѣ было убѣжденіе, что русскія власти только грозятъ, и что вслѣдствіе настойчиваго требованія уступятъ, какъ это бывало не разъ. Ясно стало Шелковникову также и то, что въ дѣйствительности масса съ ужасомъ ожидала рѣшенія правительства, опасаясь, какъ бы и въ самомъ дѣлѣ не послѣдовало согласіе на переселеніе ихъ въ Турцію. Какъ только Шелковниковъ окончательно пришелъ къ такому заключенію, онъ уже не сомнѣвался въ успѣхѣ своей миссіи, но ему нужно было еще разъединить интересы массы отъ интересовъ лицъ, назначенныхъ къ переселенію,

Шелковниковъ былъ по натурѣ человѣкъ рѣшительный и храбрый; однакоже онъ не безъ внутренняго волненія рѣшился приступить къ открытому разрыву съ народомъ, опасаясь не за собственную жизнь, a за возможность потерпѣть неудачу, при чемъ, конечно, всѣ обвинили бы его въ самонадѣянности и самохвальствѣ управиться безъ помощи войска.

Ночь проведена была въ сильной ажитаціи. «Но зато,— говоритъ Шелковниковъ,— наступившій день былъ однимъ изъ лучшихъ дней моей жизни, ибо я восторжествовалъ вполнѣ».

Въ десять часовъ утра во дворѣ управленія поставлены были въ рядъ 30 джарцевъ и 35 человѣкъ тальскаго общества, которые, вмѣстѣ съ своими семьями,

[стр. 318]

назначены были къ переселенію въ Турцію. Шелковниковъ вышелъ одинъ и безъ оружія. Спокойнымъ, но строгимъ и внушительнымъ тономъ объявилъ онъ имъ решеніе намѣстника.

«Хотя Его Императорскому Высочеству,— сказалъ онъ,—извѣстно положительное нежеланіе ваше выселиться, но онъ хочетъ наказать васъ этимъ, какъ главныхъ виновниковъ тревожнаго состоянія народа. Вы исключительно сами себѣ обязаны постигшимъ васъ несчастіемъ. Мнѣ приказано дать вамъ двѣ недѣли срока, въ продолженіе которыхъ вы должны приготовиться, и затѣмъ отъ сего числа на четырнадцатый день выступить. Я не имѣю права входить съ вами ни въ какія объясненія, не имѣю права принимать ни отъ васъ, ни отъ вашихъ родственниковъ никакихъ прошеній, потому что рѣшеніе вашей участи неизмѣнно. Приказываю вамъ отправиться въ свои дома немедленно и приготовиться къ переселенію. Удержите вашихъ родственниковъ отъ ходатайствъ за васъ, a тѣмъ болѣе отъ всякаго мало-мальски незаконнаго дѣйствія. He сдѣлавъ ни малѣйшей пользы вамъ, они погубятъ только себя. Горе тому, кто осмѣлится необдуманнымъ словомъ, a тѣмъ болѣе дѣйствіемъ нарушить точное и быстрое исполненіе моихъ приказаній. Такого преступника постигнетъ неумолимая казнь, ибо приказанія, передаваемыя мною, истекаютъ отъ главнокомандующаго, a приказанія главнокомандующаго для васъ законъ.

«Два съ половиною года я, какъ мулла, проповѣдывалъ вамъ ваши обязанности, указывалъ пути, могущіе упрочить ваше счастіе и благоденствіе. Два съ половиною года я просилъ и увѣщавалъ васъ удержаться отъ беззаконныхъ дѣйствій. Вы не вѣрили мнѣ. Теперь ни просьбъ, ни увѣщаній отъ меня не услышите. Я скажу вамъ только законъ, который караетъ всякаго, кто осмѣлится посягнуть на него».

Внушительный тонъ не допускалъ возраженій — и возраженій дѣйствительно не было. Всѣ поняли, что устами Шелковникова говоритъ Великій Князь, и разошлись съ поникнутыми головами.

Изъ Закаталъ Шелковниковъ поспѣшилъ въ тотъ же день въ Большія Талы, гдѣ находилось въ сборѣ цѣлое общество. Онъ съ умысломъ не взялъ съ собою ни казаковъ, ни чапаровъ; при немъ были только наибъ, диванъ-беги, да два его помощника —всѣ безъ оружія. Даже оба помощника взяты были имъ только для того, чтобы потомъ, въ его отсутствіе, они могли бы дѣйствовать во всемъ согласно того направленія, которое онъ собирался развить теперь въ виду цѣлаго народа, Подъѣхавъ къ многочисленному джемату съ возможною торжественностью, которая такъ благодѣтельно дѣйствуетъ на азіатскую натуру, онъ сухо поздоровался съ народомъ.

Когда водворилась полнѣйшая тишина, Шелковниковъ строгимъ взглядомъ окинулъ всѣхъ присутствующихъ и началъ говорить тихо, не возвышая голоса:

«Я посланъ къ вамъ, тальцы, сардаремъ для объявленія воли его и приведенія ея въ точное исполненіе. Теперь ни для кого не тайна, что никто изъ васъ, подавая прошеніе о переселеніи, не думалъ оставлять своей родины. Напротивъ, вы съ ужасомъ ожидали, что вотъ-вотъ выйдетъ просимое вами разрѣшеніе. Успокойтесь! Несмотря на все неприличіе вашего поступка, Великому Князю не угодно было подвергнуть васъ разоренію и позорной нищетѣ, не

[стр. 319]

угодно было согласиться на то, что неминуемо погубило бы васъ, вашихъ дѣтей и ваши семьи. Онъ простилъ насъ, виноватыхъ болѣе въ глупой довѣрчивости своей къ людямъ безпокойнымъ, губящимъ ваше благосостояніе. Этихъ же послѣднихъ сардарю угодно казнить строго. Онъ приказалъ исполнить ихъ желаніе и выселить въ Турцію. Вы хорошо знаете, какова участь турецкихъ переселенцевъ: я не считаю нужнымъ рисовать передъ вами положеніе ихъ тамъ. Я объявилъ тридцати-пяти семействамъ изъ вашей среды приказаніе въ двухъ-недѣльный срокъ выселиться. Мольбы со слезами на глазахъ, съ которыми многіе изъ нихъ обратились ко мнѣ, прося помилованія, лучше всего доказываютъ, какъ далеки были отъ желанія переселиться даже тѣ, кто подстрекалъ васъ на такое пагубное дѣло. Я надѣюсь, что разсудокъ, въ которомъ Богъ не отказалъ вамъ, уже возвратился къ вамъ, что чувство раскаянія занимаетъ теперь ваши мысли, и я увѣренъ, что въ средѣ вашей найдется достаточно благомыслящихъ людей для того, чтобы образумить безумныхъ, если бы еще нашлись таковые. Помните, что мнѣ строго запрещено принимать отъ васъ какія бы то ни было ходатайства въ пользу лицъ, назначенныхъ къ переселенію, строго запрещено какое бы то ни было заступничество за нихъ, и если бы это случилось, то не только сами виновные, но ихъ родственники тотчасъ же назначены будутъ къ переселенію. Поняли вы меня, тальцы?»

Тальцы отвѣчали почтительно, что поняли.

Вотъ что телеграфировалъ Шелковниковъ генералу Старосельскому 14 іюня: «Важнѣйшая часть дѣла исполнена съ большою торжественностью; порядокъ строгій и образцовый во всемъ; ручаюсь за него и далѣе. Переселенцы выступятъ черезъ двѣ недѣли. Надобности въ войскахъ не имѣю. Прибытіе мое было необходимо, ибо настроеніе было не хорошо».

Черезъ двѣ недѣли, день въ день въ назначенный срокъ, сто семействъ, назначенныхъ къ переселенію, двигались уже въ Турцію.

За быстрыя, энергическія и благоразумныя распоряженія Шелковниковъ произведенъ былъ въ подполковники, a въ слѣдующемъ, 1870 году, въ полковники.

He прошло и году, какъ несчастные переселенцы одинъ по одному стали возвращаться на родину. Шелковниковъ счелъ долгомъ ходатайствовать за нихъ передъ Великимъ Княземъ, ожидая отъ этого самыхъ лучшихъ послѣдствій. И онъ не ошибся: переселенцы своими разсказами о бѣдствіяхъ, перенесенныхъ въ Турціи, скорѣе и лучше веего излѣчили населеніе округа отъ несбыточныхъ надеждъ и явились въ дальнѣйшемъ самыми усердными проводниками взглядовъ и намѣреній правительства.

Такъ одержана была громадная нравственная побѣда надъ 60-титысячнымъ населеніемъ гордыхъ, неукротимыхъ и полудикихъ лезгинъ. Съ этихъ поръ ихъ политическая подготовка достигла того предѣла, за которымъ ни ненависть, ни упорство, ни противодѣйствіе со стороны народа представителямъ правительственной власти уже не имѣютъ мѣста. Съ этого времени народъ слѣдовалъ совѣтамъ и указаніямъ своей администраціи не только безропотно, но съ сочувствіемъ и даже съ нѣкоторымъ увлеченіемъ. До какой степени лезгины подпали подъ вліяніе Шелковникова, можно судить по слѣдующимъ даннымъ.

[стр. 320]

Извѣстно, какъ горцы дорожатъ и высоко цѣнятъ право свое относительно ношенія оружія и какъ лихорадочно чутко относятся они къ малѣйшимъ мѣропріятіямъ въ этомъ родѣ. A между тѣмъ никто не поддерживаетъ въ нихъ такъ сильно духъ нетерпимости, буйства и своеволія, какъ арсеналъ оружія, которымъ обвѣшанъ постоянно каждый лезгинъ. Масса преступленій, совершаемыхъ ими, получаетъ также отсюда свое происхожденіе. Задавшись разъ мыслію возвысить нравственный уровень лезгинъ и направить ихъ къ честному труду, Шелковниковъ счелъ необходимымъ прежде всего устранить главнѣйшій къ этому тормозъ, т.-е. заставить ихъ отказаться отъ ношенія всякаго оружія. He останавливаясь здѣсь на путяхъ, которыми онъ шелъ въ данномъ случаѣ, довольно сказать, что къ осени 1871 года все населеніе округа, и прежде другихъ гордые джарцы перестали носитъ оружіе и даже кинжалы. И достигъ онъ этого не приказаніями, на которыя не былъ уполномоченъ, a путемъ убѣжденій и увѣщаній, что было хорошо извѣстно цѣлому народу.

Сдѣлавъ столь рѣшительный опытъ относителыю силы нравственнаго вліянія своего на умы лезгинъ, онъ безъ всякаго уже опасенія приступилъ къ осуществленію дальнѣйшихъ своихъ предположеній.

Здѣсь необходимо оговорить, что даровитый и способный Шелковниковъ прежде всего самъ принялся за изученіе татарскаго языка, чтобы знать нужды народа безъ участія переводчиковъ, и въ короткое время достигъ такихъ результатовъ, что сталъ говорить съ народомъ лучше многихъ природныхъ татаръ. Съ этихъ поръ вся административная дѣятельность Шелковникова выражается, можно сказать, только въ одной слѣдующей задачѣ.

Чтобы закрѣпить то благодѣтельное направленіе, которое приняли воззрѣнія лезгинъ, онъ направилъ всѣ свои силы къ развитію въ народѣ матеріальнаго достатка. Ничто такъ не прикрѣпляетъ къ мѣсту полудикій народъ, какъ обезпеченное положеніе, и ничто не вызываетъ въ немъ болѣе сильныхъ чувствъ признательности, какъ забота объ удовлетвореніи матеріальной стороны его потребностей. Съ этою цѣлью Шелковниковъ усиленно занялся рѣшеніемъ безчисленнаго множества и старыхъ и новыхъ поземельныхъ споровъ, поддерживавшихъ неурядицу. Цѣль эта была вполнѣ достигнута, и къ началу 1874 года можно было сказать, что въ округѣ между отдѣльными лицами и фамиліями поземельныхъ споровъ не существуетъ.

Быстрое и правильное рѣшеніе тяжбъ, тянувшихся вѣками, со времени шахъ-Аббаса, поразило самихъ лезгинъ и дало имъ высокое понятіе о нравственныхъ качествахъ нашихъ судей. И вотъ, въ то время, когда въ сосѣднихъ уѣздахъ мировые суды были завалены дѣлами, въ то время, когда тюрьмы въ смежныхъ провинціяхъ не вмѣщали въ себѣ сотенъ арестантовъ, томящихся въ заключеніи цѣлые годы, въ Закатальскомъ судѣ никогда не бывало на производствѣ болѣе ста дѣлъ, a число всѣхъ арестантовъ не достигало и 20 человѣкъ. Насколько народъ доволенъ былъ оказываемымъ ему правосудіемъ, видно изъ того, что за семь лѣтъ начальствованія Шелковникова изъ числа болѣе десяти-тысячъ рѣшеній только девять поступили по аппеляціямъ на пересмотръ главнаго народнаго суда.

Обезпечивъ за каждымъ поземельную собственность, нужно было подвинуть

[стр. 321]

народную промышленность, a за ней и торговлю. Закатальскій округъ это одинъ обширный садъ, созданный самою природою. Здѣсь соединились всѣ условія для успѣшнаго и вполнѣ выгоднаго развитія садоводства въ громадныхъ размѣрахъ. Въ виду такого положенія края Шелковниковъ постарался направить жителей къ болѣе правильному хозяйству и къ развитію тѣхъ отраслей его, которыя представляютъ болѣе выгодъ. Онъ отмѣчалъ лучшихъ хозяевъ, поощрялъ наиболѣе трудящихся и предпріимчивыхъ, ходатайствуя о пожалованіи однимъ медалей, другіхъ награждая деньгами или иными отличіями, и добился въ концѣ концовъ, что поземельная собственность пріобрѣла въ округѣ болѣе высокую цѣнность, такъ какъ сильно подвинулось разведеніе новыхъ плантацій, a запашки хлѣба за послѣдніе годы почти удвоились. Но за что жители особенно благодарили Шелковникова— такъ это за выписку легкихъ и удобныхъ плуговъ, взамѣнъ ихъ тяжелыхъ и неуклюжихъ, унаслѣдованныхъ еще отъ отцовъ и дѣдовъ. И тамъ, гдѣ прежде для поднятія цѣлины требовалось 16 или 18 паръ быковъ, теперь употреблялось въ дѣло три и много-много четыре пары. Но такъ какъ выписка плуговъ обходилась все-таки дорого, то за работу принялись мѣстные мастера, и Шелковниковъ назначилъ премію за лучшіе плуги до 20 р. с. Для улучшенія садоводства устроена была практическая центральная ферма, a въ подспорье къ ней разведены при каждомъ изъ трехъ наибскихъ управленій еще особые садики, снабжавшіе жителей прививками. Въ округѣ появились роскошные сорта винограда, яблокъ, грушъ, персиковъ и даже огородныхъ овощей, съ которыми мѣстное населеніе до сихъ поръ было почти незнакомо.

Но никакія заботы администраціи не привели бы къ улучшенію быта населенія, если бы округъ продолжалъ оставаться при своихъ первобытныхъ сообщеніяхъ или, вѣрнѣе сказать, при полномъ бездорожьѣ, которое препятствовало населенію сбывать свои произведенія даже на ближайшихъ рынкахъ. Вынужденные уступать все за безцѣнокъ на мѣстѣ, жители дѣлались жертвою только кулаковъ и спекуляторовъ. Шелковниковъ обратилъ вниманіе на это вопіющее зло и искрестилъ страну прекрасными, шоссированными, съ прочными каменными мостами, дорогами, которыя съ обѣихъ сторонъ были обсажены орѣховыми и тутовыми деревьями. Кромѣ красоты, дороги пріобрѣли черезъ это еще громадное экономическое значеніе, такъ какъ каждое орѣховое дерево давало обществу отъ 4-хъ до 10 рублей ежегоднаго дохода. И все это сдѣлано было на счетъ самихъ жителей, народными руками, безъ всякаго пособія со стороны казны.

Началось собственно съ Джаръ, черезъ которыя пролегала въ Закаталы дорога тяжелая, каменистая, огражденная съ обѣихъ сторонъ широкой и высокой каменною стѣною. Это была та самая дорога, на которой погибли тысячи русскихъ жизней, гдѣ былъ убитъ Гуляковъ, гдѣ пострадали эриванцы. Въ прежніе годы ни одинъ изъ начальниковъ никогда не осмѣливался употребить гордое Джарское племя на какія бы то ни было работы. Шелковниковъ собралъ джематъ, объяснилъ ему значеніе и необходимость для нихъ же самихъ предположенной дороги и предложилъ джемату приступить къ дѣлу на другой же день. Первая попытка окончилась успѣшно; Шелковниковъ пошелъ дальше,— и когда населеніе само почувствовало всѣ преимущества разработанныхъ дорогъ,— дальнѣйшее развитіе этого дѣла не представляло уже никакихъ затрудненій. Народъ

[стр. 322]

самъ съ восторгомъ глядѣлъ на свои сооруженія и справедливо гордился ими передъ сосѣдями.

Въ ряду мѣропріятій, направленныхъ къ развитію края въ мирномъ отношеніи, Шелковникову пришлось обратить вниманіе и на самые Закаталы, представлявшіе собою видъ крайне неприглядный и служившіе источникомъ всевозможныхъ заразительныхъ болѣзней.

Расчитывать на содѣйствіе государственнаго казначейства не только было невозможно, но даже неосновательно, a между тѣмъ, такъ или иначе слѣдовало сдѣлать «для города хоть что- нибудь». И вотъ совершеніе этого-то чего-нибудь Шелковниковъ и ставитъ личною своею задачею.

Естественно, что прежде всего пришлось обратить вниманіе на финансовую сторону дѣла. Весь городской капиталъ состоялъ тогда изъ 4900 рублей, помѣщенныхъ въ Закавказскомъ Приказѣ изъ полутора годовыхъ процентовъ. Шелковниковъ тотчасъ потребовалъ капиталъ обратно и пустилъ его въ обращеніе изъ 8%. Къ этой значительной субсидіи ему удалось увеличить городской доходъ почти на двѣ съ половиною тысячи рублей,— и вотъ на эти-то средства городъ мало-по-малу украсился каменными зданіями, обзавелся пожарнымъ инструментомъ, фонтанами, водопроводами и, наконецъ, прекраснымъ бассейномъ, помѣстившимся на центральной площади, какъ для украшенія города, такъ и на случай пожаровъ.

Для сельскихъ обществъ сдѣлано было имъ еще болѣе. И сельскіе банки, имъ учрежденные, и сельскія школы, содержимыя на счетъ самихъ обществъ, навсегда останутся лучшими памятниками того, что сдѣлано было Шелковниковымъ для экономическаго и умственнаго развитія народа. Шелковниковъ оказался иниціаторомъ — въ полномъ смыслѣ этого слова. Но онъ понималъ, какъ часто самыя лучшія начинанія тормозятся канцелярскою рутиной, и дѣйствовалъ своеобразно. Онъ прежде склонялъ самихъ жителей на то или другое предпріятіе, потомъ исполнялъ задуманное и затѣмъ доносилъ о немъ, какъ о совершившемся фактѣ. Такимъ образомъ Тифлису приходилось только утверждать уже сдѣланное, да удивляться быстрому росту и развитію края.

Заботясь о мирномъ развитіи страны, Шелковниковъ не упускалъ изъ виду и вопросовъ чисто-военныхъ, предвидя, что рано или поздно, при нашемъ столкновеніи съ Турціей, они должны занять преобладающее мѣсто. Онъ сумѣлъ такъ привязать лезгинъ къ русскому владычеству, что Закатальскій округъ былъ единственный округъ во всемъ Закавказьѣ, который воздержался отъ мятежа и даже броженія въ эпоху нашихъ неудачъ на поляхъ Азіатской Турціи въ 1877 г.

Итакъ, къ началу 1876 г. общее спокойствіе въ округѣ не оставляло желать ничего лучшаго; цѣлые мѣсяцы проходили безъ всякихъ почти происшествій, безъ нарушенія общественнаго спокойствія. Общее вниманіе всѣхъ направлено было къ честному труду, къ увеличенію своего благосостоянія законными путями, къ улучшеніямъ и нововведеніямъ въ хозяйствѣ, торговлѣ и промыслахъ. Населеніе округа смотрѣло съ полною вѣрою на свое будущее и на всѣ мѣропріятія правительства, и если оно чего желало, такъ это только сохраненія въ округѣ и впредь существующей системы управленія.

Какъ далеко распространилась молва о страведливости и безкорыстіи Шел-

[стр. 323]

ковникова можно заключить изъ того,что татарскія общества Елисаветпольской губерніи, служившія ареною вѣчныхъ разбоевъ, сами обратились къ начальству съ просьбою или дать имъ губернаторомъ Бориса Шелковникова, или дозволить имъ переселиться въ Турцію.

Такая плодотворная дѣятельность Шелковникова доставила ему въ періодъ времени съ 1870 по 1876 годъ два ордена: Владиміра 4 степени и Анну на шею.

Трогательны были проводы, устроенные суровыми лезгинами, когда весною 1876 года Шелковниковъ неожиданно получилъ другое назначеніе. Вѣсть объ этомъ быстро разнеслась по горамъ, и народъ тысячами началъ стекаться въ Закаталы, чтобы проститься съ «Бебутъ-бекомъ». Шелковниковъ представилъ имъ своего преемника. Видите ли, сказалъ онъ, примѣняясь къ народнымъ понятіямъ, какого молодца прислалъ для васъ Великій Князь — намѣстникъ. Слушайтесь и любите его!

— Молодецъ-то онъ молодецъ,— отвѣчали лезгины,— но пусть y него душа и сердце будутъ такія же, какъ y тебя. Намъ больше ничего не нужно.

Прощаясь, почти всѣ плакали; старики-лезгины, говорили ему: «He хорошо, Бебутъ-Бекъ, что насъ покидаешь. Развѣ ты слышалъ когда - нибудь, чтобы отецъ покидалъ своихъ дѣтей»? Другіе говорили: «Да будетъ надъ тобою Аллахъ; не оставь онъ тебя и твою семью». Сотни всадниковъ провожали отъѣзжающаго начальника до самаго Тифлиса.

III.

Новая дѣятельность, къ которой былъ призванъ Шелковниковъ, заключалась въ оживленіи колонизціи и упроченіи за нами въ политическомъ смыслѣ всего побережья Чернаго моря. До покоренія Западнаго Кавказа численность населенія этого берега доходила до 400 тысячъ душъ. Населеніе это занималось хлѣбопашествомъ и садоводствомъ въ обширныхъ размѣрахъ; слѣды безконечныхъ горскихъ нивъ, какъ на равнинахъ, такъ и на склонахъ горъ, сохранились до нашего времени, a сады и теперь служатъ главнѣйшимъ источникомъ существованія населенія.

Опытъ переселенія кубанскихъ казаковъ оказался неудачнымъ и виды русскаго правительства на упроченіе за нами восточнаго берега Чернаго моря не оправдались. Но Великій Князь намѣстникъ не желалъ, однако, отказаться отъ этой идеи, сознавая, что дѣло требуетъ только мастера, и лично назначилъ въ Новороссійскъ полковника Шелковникова, который 29 іюля 1876 г. и былъ утвержденъ начальникомъ Черноморскаго округа. Широкая и плодотворная дѣятельность, болѣе широкая даже, чѣмъ въ Закаталахъ, лежала предъ Шелковниковымъ тамъ, гдѣ нужно было исправлять начатое, возстановлять разрушенное, созидать и класть начало тому, что еще было подъ спудомъ. Обстоятельства, однакоже, сложились вовсе не такъ, какъ думалъ Великій Князь и мечталъ самъ Шелковниковъ, пріѣхавшій въ новый край наканунѣ объявленія

[стр. 324]

турецкой войны. Теперь вопросъ шелъ не о развитіи колонизаціи, a o спасеніи того, что уже было, изъ-подъ ударовъ турокъ, которые, имѣя броненосный флотъ, свободно ходили по Черному морю. Наконецъ, война была объявлена, и, турки, тотчасъ занявшіе Абхазію, утвердились въ Сухумѣ. Черноморскій округь былъ подчиненъ общимъ распоряженіямъ начальника Кубанской области и Шелковникову оставалось только быть исполнителемъ чужихъ приказаній.

Шелковниковъ рвался на театръ большой войны, полагая, что ему, какъ офицеру генеральнаго штаба, не приходится сидѣть, сложа руки, въ Новороссійскѣ. Но въ Новороссійскѣ-то, со всѣхъ сторонъ окруженномъ врагами, Шелковниковъ и былъ именно нуженъ.

Теперь всѣмъ извѣстно, что онъ спасъ Черноморскій округъ отъ участи Сухумскаго отдѣла, блистательно отразивъ въ Сочи сильный турецкій дессантъ, поддержанный броненоснымъ флотомъ; но не всѣмъ извѣстно, что именно Шелковниковъ былъ главною причиною освобожденія Абхазіи и самаго Сухума.

Задача эта была возложена собственно на особый ингурскій отрядъ, находившійся подъ начальствомъ генерала Алхазова уже въ движеніи къ Сухуму. Но офиціальныя данныя свидѣтельствовали также, что отряду этому приходилось преодолѣвать неимовѣрныя трудности въ борьбѣ съ природой и вмѣстѣ съ тѣмъ упорное сопротивленіе непріятеля — и турокъ, и огромныхъ скопищъ абхазцевъ. Такимъ образомъ являлась необходимость въ принятіи такихъ мѣръ, которыя разъединили бы силы нашихъ враговъ и облегчили бы ингурскому отряду достиженіе поставленной предъ нимъ задачи.

По мнѣнію Шелковникова, мѣры эти могли заключаться только въ одновременномъ движеніи на Сухумъ, кромѣ Алхазова, еще двухъ отрядовъ: одного — со стороны Кубани черезъ Марухскій перевалъ, a другого — со стороны Черноморскаго округа береговою дорогою на рѣчку Бзыль, за которой начиналась самая населенная и воинственная часть Абхазіи. Одно появленіе нашего отряда въ этой мѣстности должно было отвлечь немедленно не только отъ Сухума, но даже отъ линій Кодора весь абхазскій контингентъ, который, покинувъ турецкія войска, конечно обратился бы на защиту своей собственной родины. Въ этомъ смыслѣ Шелковниковъ и писалъ къ начальнику Кубанской области, стараясь разъяснить, что при движеніи изъ Черноморскаго округа хотя оборонительныя средства линіи отъ Туапсе до Сочи значительно ослабнутъ, но что это не повлечетъ за собою ни малѣйшеи опасности. «Отъ бомбардировки,— писалъ онъ,— никакой гарнизонъ не убережетъ нашихъ береговыхъ укрѣпленій, a o дессантѣ послѣ движенія отряда въ Абхазію не можетъ быть и рѣчи».

Соображенія Шелковникова были одобрены, и 28 іюля въ Сочи, подъ его начальствомъ, уже сосредоточилось семь ротъ пѣхоты, четыре сотни пластуновъ, Екатеринодарскій конный полкъ Кубанскаго казачьяго войска и дивизіонъ горной артиллеріи,—всего около 2500 человѣкъ пѣхоты и конницы. Отрядъ былъ небольшой, a между тѣмъ задача, лежавшая предъ нимъ, была и велика, и отвѣтственна. Требовалось, чтобы отрядъ во что бы то ни стало прорвался въ Абхазію черезъ Гагринскій проходъ, защищенный турецкимъ броненосцемъ, a надо знать, что этотъ проходъ представлялъ собою узкую козью тропу, по которой едва могли пройти рядомъ пять человѣкъ. Тропа шла по склону горы и ограни-

[стр. 325]

чивалась съ одной стороны берегомъ моря, a съ другой — крутыми высокими скалами. Податься было нельзя ни вправо, ни влѣво, и оставалось только одно — идти напрямикъ, подъ огнемъ броненосца, и день и ночь сторожившаго эту тропинку. Самые Гагры были заняты турецкимъ гарнизономъ. Ихъ надо было взять, и затѣмъ уже, соединившись съ отрядомъ генерала Бабича, наступавшимъ со стороны Марухскаго перевала, идти на Сухумъ. Требовалось дѣйствовать настолько отважно, чтобы привлечь на себя, какъ можно болѣе турокъ, a съ другой стороны соблюдать такую осторожность, чтобы малѣйшей неудачей не придать духа нашимъ противникамъ.

31 іюля отрядъ выступилъ по дорогѣ на Адлеръ. Высланные къ Гаграмъ разъѣзды дали знать, что проходъ сторожитъ броненосецъ, a Гагринское укрѣпленіе занято значительными силами абхазцевъ. 4-го августа Шелковниковъ самъ произвелъ рекогносцировку, чтобы попытаться обойти Гагринскій проходъ, но другого пути не было. Тогда онъ велѣлъ готовиться къ ночному походу, разсчитывая въ темнотѣ проскользнуть мимо броненосца, и дѣйствительно выступилъ вечеромъ. Погода стояла ужасная, шелъ проливной дождь, началась гроза и сдѣлалось такъ темно, что на разстояніи шага ничего не было видно. Съ одной стороны отряду это было на руку, такъ какъ броненосецъ не могъ теперь слѣдить за его движеніемъ, но съ другой — дождь до того испортилъ дороги, что всю кавалерію, орудія и вьюки пришлось отправить назадъ, на мѣсто бывшаго лагеря. Шелковниковъ пошелъ впередъ только съ одною пѣхотою, но и та скоро остановилась, такъ какъ въ дремучемъ лѣсу не было возможности сдѣлать ни шагу. Волею-неволею пришлось ожидать разсвѣта, чтобы выбраться изъ этой страшной трущобы. Измученные солдаты всю ночь простояли, облокотясь на ружья; ни лечь, ни сѣсть, ни свернуть съ тропинки было нельзя: кругомъ бушевали горные ручьи, ворочавшіе, цѣлыя скалы, a пo сторонамъ зіяли бездонныя пропасти. Наконецъ стало свѣтать, яснѣе обрисовалась тропа, тянувшаяся въ гору, и отрядъ скоро взобрался на высоту, откуда открывалась вся гагринская бухта и торчавшій въ ней броненосецъ. Поднявшееся надъ горами солнце эффектно освѣтило эту чудную картину; но отряду было не до красотъ природы, всѣ поглощены были мыслью, какъ-то удастся пройти мимо страшнаго, сторожившаго ихъ чудовища. Рѣшили, однакоже, дождаться ночи и отрядъ, измученный труднымъ походомъ, заснулъ глубокимъ сномъ въ ожиданіи, когда прибудутъ вьюки и кавалерія, за которыми давно уже посланы были нарочные. Наступила наконецъ ночь, и Шелковниковъ, все-таки не дождавшись кавалеріи, составилъ слѣдующій планъ нападенія на Гагры: онъ приказалъ всему пластунскому батальону какъ можно тише спуститься горною тропой и, обойдя укрѣпленіе съ одной стороны, отрѣзать непріятелю отступленіе; въ то же время пѣхота, выдвинувшись изъ ущелья и не обращая уже вниманія на огонь броненосца, должна была кинуться съ фронта.

Въ полночь войска двинулись по указаннымъ направленіямъ. Было страшно темно, но броненосецъ, какъ бы догадываясь, что движеніе уже началось, изрѣдка сталъ посылать свои бомбы. Двѣ роты неслышно подползли къ укрѣпленію и вдругъ съ крикомъ «ура!» вскочили на валъ. Гагры были взяты съ налету. Къ сожалѣнію, пластуны не успѣли занять назначенный имъ пунктъ, иначе потери абхазцевъ были бы громадны. Теперь двѣ роты находились уже въ пол-

[стр. 326]

ной безопасности; но зато другія двѣ, при которыхъ находился Шелковниковъ, еще не успѣли дойти до укрѣпленія, какъ броненосецъ началъ громить ихъ безостановочно изъ своихъ чудовищныхъ орудій. Роты прилегли на землю, и въ продолженіе 20 минутъ сплошною тучею проносились надъ ними картечь и осколки гранатъ. Прикрываясь темнотою, роты лежали молча и неподвижно. Броненосецъ пріостановилъ огонь и сталъ прислушиваться. Тишина обманула его; онъ повернулъ назадъ къ ущелью, гдѣ въ это время столпились подошедшіе вьюки, конница и артиллерія. Одна конная сотня прорвалась мимо броненосца; но остальныя еще стояли на мѣстѣ. Между тѣмъ начинало свѣтать, и Шелковниковъ послалъ офицера съ приказаніемъ, чтобы кавалерія спряталась и ожидала бы слѣдующей ночи. Но приказаніе это опоздало, отрядъ уже вышелъ изъ ущелья, и страшный броненосецъ повернулся къ нему бортомъ. Еще минута — и залпъ могъ бы снести половину отряда, какъ вдругъ случилось нѣчто совершенно неожиданное. Броненосецъ круто повернулъ назадъ и на всѣхъ парахъ понесся по направленію къ Сочи. Вся колонна, воспользовавшись этимъ мгновеніемъ, не справляясь уже о причинѣ такого счастливаго оборота дѣлъ, бросилась впередъ и соединилась съ Шелковниковымъ.

Впослѣдствіи оказалось, что колонну спасъ пароходъ «Константинъ», который, выйдя изъ Севастополя крейсировать вдоль кавказскихъ береговъ, явился противъ Гагръ въ тотъ самый моментъ, когда жизнь нѣсколькихъ сотъ человѣкъ висѣла на волоскѣ. Броненосецъ, увидѣлъ въ захватѣ парохода драгоцѣнный призъ и, покинувъ на время отрядъ, пустился за нимъ вдогонку.

За Гаграми положеніе нашего отряда сдѣлалось крайне тяжелымъ, такъ какъ y него не было ни водки, ни хлѣба и весьма мало патроновъ. Къ счастію, паника, наведенная Гагринскою побѣдою, была такъ велика, что турки и абхазцы нигдѣ не смѣли защищаться упорно. 8-го августа отрядъ перешелъ черезъ Бзыбь, и 11-го явился подъ Гудаутами, гдѣ стоялъ турецкій укрѣпленный лагерь, a на рейдѣ находились три броненосца. Но, несмотря на страшный огонь морской артиллеріи съ одной стороны и залповъ Пибоди — съ другой, непріятельская позиція взята была штурмомъ, и наши войска потеряли только 20 человѣкъ убитыми и ранеными. Отсюда Шелковниковъ пошелъ на Сухумъ, и 20-го числа городъ взятъ былъ приступомъ.

Вотъ что телеграфировалъ онъ объ этомъ начальнику штаба кавказской арміи:

«Сочинскій отрядъ закончилъ блистательно свою дѣятельность. Сегодня онъ одинъ атаковалъ Сухумъ и занялъ его подъ огнемъ восьми броненосцевъ. Спустя часъ подоспѣли войска Марухскаго отряда. У меня раненъ одинъ пластунъ. Городъ сожженъ дотла, сады срублены, маякъ разрушенъ. Картина ужасная».

Роскошнѣйшая въ мірѣ страна дѣйствительно обратилась въ пустыню. Черезъ нѣсколько дней Шелковниковъ получилъ слѣдующую телеграмму отъ Великаго Князя главнокомандующаго: «Государь Императоръ за вашу прекрасную боевую службу изволилъ пожаловать Вамъ чинъ генералъ-майора. Искренно радуюсь, поздравляю и благодарю. Полное спасибо вашему молодецкому отряду».

Такъ окончился знаменитый Сухумскій походъ. И, по обычаю кавказцевъ, солдаты сложили о немъ слѣдующую пѣсню:

[стр. 327]

По приказу изъ Тифлиса
Съ Сочи двинулись мы въ путь,
Чтобъ пашей Фазли, Эдриса
Изъ Сухума всѣхъ турнуть.
Турокъ драться по сухому
Ужъ не хочетъ къ намъ идтить,
Чуду-юду, вишь, морскому
Приказалъ насъ перебить.
Эхъ ты турокъ, другъ дурашный,
Тутъ твоя, братъ, не возьметъ:
Броненосецъ намъ не страшенъ—
Насъ Шелковниковъ ведетъ.

Трудность обратнаго похода заключалась главнымъ образомъ въ большомъ числѣ раненыхъ и больныхъ, которые до крайности стѣсняли малочисленный отрядъ, такъ какъ, за неимѣніемъ вьюковъ, ихъ приходилось нести на носилкахъ. Нужно было во что бы то ни стало перевезти раненыхъ моремъ.

Въ Новороссійскъ пришли благополучно. Все населеніе радостно встрѣтило своего искренно любимаго начальника, возвращавшагося побѣдителемъ послѣ трудной, но славной экспедиціи къ Сухуму: цвѣты и вѣнки засыпали генерала и его почтенныхъ боевыхъ сподвижниковъ.

Съ очищеніемъ Абхазіи отъ турокъ Сухумскій отдѣлъ былъ подчиненъ Шелковникову, и ему предстояла новая высокая и умиротворяющая дѣятельность, долженствовавшая залѣчить тяжкія раны, нанесенныя этой благодатной странѣ и турками и самими абхазцами, но, къ сожалѣнію, этому не суждено было осуществиться. Въ то время, когда онъ уже собирался объѣхать Абхазію, пришла телеграмма, вызывавшая его въ дѣйствующій корпусъ. Тамъ ожидали его новые побѣдные лавры, новая лучезарная слава, но тамъ же ждала его и страшная смерть, такъ преждевременно пресѣкшая дни этого умнаго, благороднаго и честнаго человѣка.

IV.

Шелковниковъ прибылъ въ дѣйствующій корпусъ въ половинѣ сентября, въ то время, когда подготавлялся рѣшительный ударъ турецкой арміи, болѣе мѣсяца стоявшей передъ нами на грозной Аладжинской позиціи. Атаку рѣшено было повесть одновременно съ фронта и съ тыла, и исполненіе этого-то послѣдняго, труднаго и сложнаго движенія Великій Князь главнокомандующій лично возложилъ на генерала Шелковникова; Шелковниковъ просилъ, чтобы ему дали пѣхотную дивизію и ручался головой за успѣхъ предпріятія; но ему предложили только пять батальоновъ и четыре горныя орудія, обѣщая впослѣдствіи прислать къ нему еще два батальона и пять сотенъ казаковъ. Шелковниковъ согласился и на это.

18-го сентября отрядъ его сосредоточился на Канбинскомъ посту; но прежде чѣмъ предпринять обходное движеніе, ему предстояло взять еще Кизилъ-Гульскія укрѣпленія, сторожившія тылъ Аладжи, и штурмъ ихъ назначенъ былъ наканунѣ общаго сраженія, т.-е. 19-го сентября.

[стр. 328]

Наступила ночь, a двухъ батальоновъ, которыхъ ожидалъ Шелковниковъ, все еще не было. Тогда генералъ сдѣлалъ распоряженіе, чтобы они догоняли отрядъ, a самъ повелъ остальныя войска къ укрѣпленію. Скоро завязалось жаркое дѣло. Уже траншея за траншеею переходили въ наши руки, какъ вдругъ прискакалъ нарочный отъ корпуснаго командира (Лорисъ-Меликова) съ извѣстіемъ, что обѣщанные два батальона и пять сотенъ казаковъ присланы не будутъ, и чтобы Шелковниковъ ограничился поэтому только однимъ движеніемъ къ Аладжѣ, избравъ для этого болѣе близкій и менѣе опасный путь, чѣмъ предполагалось прежде. Какъ ни неожиданно было такое приказаніе, однако же и оно не смутило храбраго Шелковникова. Онъ быстро оріентировался въ этомъ новомъ для него положеніи, и тотчасъ же рѣшился на то, на что рѣшились бы только не многіе: онъ отказался отъ первоначальнаго своего направленія, и задумалъ пробраться ночью въ тылъ непріятеля по другой дорогѣ, a Кизилъ-Гульскія укрѣпленія оставить y себя въ тылу.

Ординарцы поскакали къ войскамъ съ приказаніемъ начать отступленіе.

И вотъ, когда побѣда казалась столь близкою отрядъ въ строгомъ порядкѣ, отстрѣливаясь, медленно сталъ отходить назадъ, тѣснимый со всѣхъ сторонъ ободрившимися турками. На берегу Арпачая, прежде чѣмъ переправиться къ своему канбинскому лагерю, Шелковниковъ обратился къ войскамъ съ слѣдующею рѣчью:

«Гг. офицеры! ребята! Знаю, что многіе изъ васъ мысленно станутъ упрекать меня за наше отступленіе въ то время, когда стоило употребить самое незначительное усиліе, и непріятельская позиція была бы въ нашихъ рукахъ. Но это сдѣлано мною вслѣдствіе того, что эти высоты не входятъ уже болѣе въ планъ нашихъ дѣйствій. Завтра предстоитъ болѣе сложное и болѣе трудное дѣло. Каждый человѣкъ мнѣ дорогъ для завтрашняго дня, a штурмъ стоилъ бы намъ по крайней мѣрѣ сотни человѣческихъ жизней. Спасибо за сегодняшній день. A теперь идите домой и ложитесь спать, чтобы вечеромъ свѣжими и бодрыми, двинуться въ путь. Я увѣренъ, что завтра вы прибавите геройскую страницу въ исторіи тѣхъ полковъ, къ которымъ имѣете честь принадлежать».

Рѣчь эта воодушевила войска, и они возвратились къ Канбинскому посту съ пѣснями, музыкой, и съ полнымъ сознаніемъ исполненнаго долга.

Наступилъ вечеръ 19-го числа. Отрядъ, совершенно готовый къ движенію, началъ строиться передъ своими палатками. Войска были очень утомлены. Какіе нибудь четыре часа прошли съ того времени, какъ они вернулись изъ боя, въ которомъ люди были надъ ружьемъ съ часу ночи до пяти часовъ пополудни; большнство не успѣло даже заснуть, a между тѣмъ путь предстоялъ дальній и трудный. Намъ нужно было обойти непріятеля, подняться на горы и, такъ сказать, повиснуть надъ головами турокъ въ тотъ моментъ, когда главныя силы атакують ихъ съ фронта.

Когда войска построились, Шелковниковъ обратился къ нимъ съ сдѣдующею рѣчью!

«Ребята! можетъ быть завтрашнимъ днемъ закончится наша борьба съ непріятелемъ, мы должны зайти ему въ тылъ. Насъ мало, но мы своими качествами замѣнимъ количество. Съ разсвѣтомъ намъ надо быть на горѣ Нахарчи:

[стр. 329]

до нея далеко; но мы должны быть тамъ рано, — и будемъ во что бы то ни стало. Я знаю, что вы устали,— но вы побѣдите усталость: отъ васъ зависитъ успѣхъ завтрашняго сраженія».

Перейдя Арпачай, отрядъ двинулся безъ дороги, по размытому весеннимъ разливомъ прибрежью. Съ первой же версты начали попадаться отсталые. Шелковниковъ подъѣзжалъ къ нимъ, ласково уговаривалъ «постараться», и его доброе слово оказывало магическое вліяніе. Ho пo мѣрѣ того, какъ отрядъ шелъ впередъ, число отсталыхъ прибывало, a между тѣмъ самая тажелая часть пути — Аладжинскія кручи, находились еще впереди. Раздумье брало — дойдутъ-ли утомленные войска, a если и дойдутъ, то въ состояніи ли будутъ выдержать кровопролитный бой? Но Шелковниковъ зналъ русскаго солдата, и вѣрилъ въ него безусловно.

Въ 8 часовъ утра 20 сентября отрядъ Шелковникова по узкому, извилистому ущелью взобрался на гору Нахарчи, и вдругъ повисъ над головою испуганнаго непріятеля, не давая ему опомниться; войска быстро стали спускаться внизъ и выбивать турокъ изъ ихъ ложементовъ. Атака съ тыла поведена была превосходно. A тамъ, вдали, на равнинѣ, уже начиналась кононада, и скоро загремѣли сотни орудій. To шла атака на Авліяръ и Ягны.

Шелковниковъ, съ своимъ конвоемъ стоялъ на высокомъ холмѣ, осыпаемый пулями. «Все идетъ какъ нельзя лучше — говорилъ онъ маіору Ржевусскому, присматриваясь къ пушечному дыму:—кажется большія Ягны въ нашихъ рукахъ теперь пойдутъ въ Авліяръ — и тогда полное пораженіе турокъ»! Лицо его сіяло удовольствіемъ. Онъ уже предвкушалъ торжество побѣды — но вдругъ все измѣнилось разомъ. Громъ орудійныхъ выстрѣловъ сталъ затихать и отодвигаться въ сторону. Ясно было, что главная атака не удалась, и что теперь отрядъ Шелковникова будетъ предоставленъ только собственнымъ силамъ. Оказалось, дѣйствительно, что главный корпусъ вовсе не воспользовался выгоднымъ положеніемъ нашей обходной колонны, потратившей задаромъ столько энергіи, настойчивости и мужества. Ничтожное развитіе наступательныхъ дѣйствій со стороны Авліяра дало возможность туркамъ удержаться на своихъ позиціяхъ, и теперь почти всѣ силы ихъ обратились на слабый отрядъ Шелковникова. Онъ былъ окруженъ почти всею турецкою арміею. Ему приходилось прокладывать дорогу штыками — и онъ бился отчаянно, пока не втянулся, наконецъ, въ глубокое и узкое ущелье, гдѣ не было возможности сохранить порядка.

— «Майоръ — обратился тогда Шелковниковъ къ Ржевусскому — ведите въ цѣпь своихъ казаковъ, благо y васъ есть патроны. Братцы казаки! пойдите, смѣните пѣхоту, задержите турокъ хоть настолько чтобы намъ выбраться изъ ущелья»... Но спѣшенные казаки естественно не могли остановить напора турецкихъ батальоновъ. Узкое ущелье биткомъ набилось войсками; всѣ части перемѣшались между собою, a турки между тѣмъ надвигались и наконецъ на нашихъ плечахъ ворвались въ то же ущелье. Положеніе отряда казалось безвыходнымъ; но въ эту минуту штабсъ-капитанъ князь Бектабековъ выдвинулъ впередъ четыре горныя орудія и засыпалъ турокъ картечью. Непріятель отшатнулся назадъ. Геройская борьба Бектабекова съ нѣсколькими турецкими батареями, дала намъ возможность на минуту пріостановиться, устроить наши части и тогда

[стр. 330]

уже продолжать отступленіе въ полномъ порядкѣ ¹). Какъ только вышли изъ ущелья, Шелковниковъ быстро свернулъ на другую дорогу и эта предусмотрительность спасла его отъ неминуемой гибели, такъ какъ турки, обойдя отрядъ, сторожили его на старой дорогѣ. Отступленіе 20-го сентября должно занять одну изъ видныхъ страницъ въ компаніи 1877 года, ибо Шелковниковъ сумѣлъ не только выйти изъ приготовленной ему западни, но спасъ всѣ орудія и не оставилъ въ рукахъ непріятеля ни одного трофея.

Прошли уже сутки, какъ солдаты находились въ безпрерывномъ движеніи, не имѣя даже возможности съѣсть черствый сухарь, или освѣжить запекшіяся уста глоткомъ холодной воды. Ночь застала ихъ на дорогѣ. Отрядъ остановился на берегу Арпачая, и только уже утромъ добрался до своего Канбинскаго лагеря. Здѣсь ожидала его депеша главнокомандующаго. «Появленіе героевъ Канбинскаго отряда на вершинѣ горы Нахарчай —телеграфировалъ Великій князь,— произвело всеобщій восторгъ на Караялѣ. Спасибо героямъ! Жалую по десяти крестовъ на роту, сотню и горную батарею». Дѣло было, дѣйствительно, славное. Шелковниковъ исполнилъ свою задачу блистательно, и если подвигъ его пропалъ безрезультатно — то это была уже не его вина. Во всякомъ случаѣ день 20-го сентября убѣдилъ въ возможности обходнаго движенія аладжинской позиціи и послужилъ прологомъ къ блестящей побѣдѣ 3-го октября. —

Вечеромъ 27-го сентября изъ состава главнаго корпуса выдѣлены были 17 батальоновъ пѣхоты, Нижегородскій драгунскій полкъ, нѣсколько сотенъ казаковъ и 54 орудія, которые подъ начальствомъ генерала Лазарева и отправились уже по знакомой дорогѣ опять въ тылъ непріятельской позиціи. Черезъ нѣсколько дней главнокомандующій потребовалъ къ себѣ Шелковникова и прикаказалъ ему отправитъся къ генералу Лазареву съ тѣмъ, чтобы въ случаѣ смерти или раны послѣдняго принять начальство надъ его войсками. Шелковниковъ выѣхалъ изъ главнаго лагеря въ 6 часовъ утра, a въ 10-ть пришла телеграмма изъ Дигара отъ Лазарева, что Шелковниковъ прибылъ. До Дигара было болѣе 60-ти верстъ. Какимъ образомъ Шелковниковъ могъ проскакать такое разстояніе, менѣе нежели въ четыре часа –– это извѣстно ему одному. По всей вѣроятности, онъ проскакалъ напрямикъ, прямо черезъ непріятельскіе пикеты, но и въ такомъ случаѣ ему приходилось сдѣлать 40 верстъ слишкомъ.

Мы не будемъ описывать подробности Авліярскаго боя, еще слишкомъ свѣжаго въ памяти всѣхъ его современниковъ. Мы только скажемъ, что наканунѣ, 2-го октября, Шелковниковъ, командуя авангардомъ Лазарева, овладѣлъ Орлокскими высотами, лежавшими въ тылу непріятеля и, такимъ образомъ, сталъ на самомъ сообщеніи его съ Эрзерумомъ. Какъ только извѣстіе объ этомъ получено было въ главной квартирѣ, Великій Князь немедленно сдѣлалъ распоряженіе, чтобы на слѣдующій день атаковать турокъ всѣми нашими силами.

Наступилъ разсвѣтъ 3-го октября и засталъ наши войска уже въ полной готовности къ битвѣ.

Въ девять часовъ утра 64 орудія изъ отряда генерала Геймана, развер-

–––––––––-----------

¹) Князь Бектабековъ, тоже армянинъ по происхожденію, награжденъ за этотъ подвигъ орденомъ Георгія 4 степени.

[стр. 331]

нувшись передъ Авліяромъ въ одну огромную батарею, стали засыпать гору массой разрывныхъ снарядовъ. Подъ грохотъ этой канонады колонны двинулись на штурмъ, и турки, сбитые съ Авліярскихъ высотъ, бросились искать спасенія y Визинкева, гдѣ на горахъ сосредоточены были всѣ ихъ резервы, прикрывавшіе дорогу къ Карсу. Но въ ту минуту, какъ Гейманъ быстро шелъ по слѣдамъ отступавшаго непріятеля, Визинкевскія горы послѣдній опорный пунктъ турецкой арміи — внезапно были атакованы съ тылу и взяты генераломъ Шелковниковымъ. Турецкая армія была разрѣзана на двое: часть ея бѣжала по дорогѣ къ Карсу, преслѣдуемая и истребляемая русскою конницею, a другая, отрѣзанная отъ крѣпости, осталась на Аладжѣ и вынуждена была положить оружіе. Непосредственнымъ результатомъ этого славнаго боя и было движеніе русскихъ войскъ къ Арзеруму.

Двухнедѣльное пребываніе Шелковникова въ дѣйствующемъ корпусѣ выказало въ полномъ свѣтѣ его военныя дарованія, и день 3-го октября доставилъ ему высокую военную награду —орденъ св. Георгія 3-й степени. Георгіевскимъ крестомъ началъ и Георгіевскимъ крестомъ закончилъ Шелковниковъ свое боевое поприще.

V.

Послѣ Авліярской битвы, Шелковниковъ уже готовился къ отъѣзду обратно въ Сухумскій отдѣлъ, куда призывали его неотложныя надобности. Тамъ помощь его, дѣйствительно, была необходима, но она еше необходимѣе была на главномъ театрѣ войны, гдѣ для него и готовилось новое, еще болѣе трудное, но болѣе важное назначеніе.

Надо сказать, что атака арзерумскихъ укрѣпленій, предпринятая Гейманомъ, не увѣнчалась успѣхомъ, и наши войска вынуждены были приступить къ блокированію города въ самое трудное и суровое время года. Чтобы облегчить положеніе солдатъ, переброшенныхъ за Саганлугъ и нуждавшихся рѣшительно во всемъ, и въ пищѣ, и въ одеждѣ, и въ обуви — прежде всего нужно было устроить занятый нами край и дать ему прочную администрацію. Великій Князь и поручилъ это дѣло Шелковникову, назначивъ его военнымъ губернаторомъ Арзерумской области. 5-го ноября Шелковниковъ прибылъ въ Гассанъ-Кала и тотчасъ вступилъ въ отправленіе своихъ обязанностей. Онъ долженъ былъ успокоить жителей, снабдить войска продовольствіемъ, устроить коммуникаціонные пути, почту, телеграфы, госпитальную часть. Все это сопряжено было съ громадными хлопотами, потому что рѣшительно ничего не было, a to, что было, находилось въ самомъ печальномъ видѣ. «Можно ужаснуться — писалъ самъ Шелковниковъ: — отъ того, въ какомъ положеніи находятся здѣсь наши больные»... Все это вызывало съ его стороны кипучую, энергическую дѣятельность,— но это-то крайнее напряженіе силъ — и разрѣшилось, какъ полагаютъ, его преждевременною смертью.

Тяжелая блокада Арзерума гибельно отражалась на русскихъ войскахъ, бодро, съ желѣзнымъ терпѣніемъ переносившихъ лишенія, но не могшихъ по-

[стр. 332]

бѣдить свою человѣческую натуру. Губительный тифъ тысячами укладывалъ въ могилу солдатъ, офицеровъ и генераловъ. Въ борьбѣ съ этимъ бичомъ являлось единственнымъ средствомъ хорошее продовольствіе, a его-то и не было. Арзерумская равнина была опустошена въ конецъ, и турки вывезли съ собою рѣшительно все, не оставивъ ни одного зерна, которое могло бы пойти въ пищу солдатъ. О подвозкѣ изъ Александрополя нечего было и думать. Тогда Шелковниковъ рѣшился самъ объѣхать край, чтобы осмотрѣть въ немъ самыя отдаленныя села. Поѣздка эта продолжалась ровно недѣлю — но результаты ея превзошли всѣ ожиданія. Шелковниковъ успѣлъ собрать болѣе стa тысячъ пудовъ продовольственныхъ припасовъ, и разомъ обезпечить отрядъ на нѣсколько мѣсяцевъ. Вся операція, совершенная Шелковниковымъ, дала экономію казнѣ болѣе милліона, но самому ему стоила жизни.

20-го января, возвратившись изъ своей поѣздки, Шелковниковъ почувствовалъ легкое нездоровье,— повидимому, не внушавшее никакихъ серьезныхъ опасеній, потому что дѣятельность его не прекращалась ни на одну минуту. Къ прежнимъ заботамъ прибавилось теперь еще участіе въ переговорахъ о сдачѣ Арзерума, отнимавшее y него послѣднія минуты отдыха. Переговоры шли успѣшно, но ему не суждено было дожить до радостной минуты паденія столицы Анатоліи. 25-го января онъ отправилъ послѣднее письмо свое къ семейству, находившемуся въ Тифлисѣ,— письмо, полное еще свѣтлыхъ надеждъ и упованій на будущее. Но дни его были уже сочтены, и смерть стояла y его изголовья. Незначительная въ началѣ простуда перешла въ тифъ, и черезъ двѣ недѣли Шелковникова не стало. Онъ скончался 10-го февраля, a 11-го русскія войска торжественно вступили въ столицу Анатоліи.

Въ Тифлисѣ, на берегу Куры, какъ бы глядясь въ мутныя быстро несущіяся волны ея, стоитъ древній армянскій монастырь, Ванкъ. Внутри высокой каменной ограды его виднѣется чугунная рѣшотка, a за ней — на гранитномъ пьедесталѣ большой камень чернаго гранита, наверху котораго высѣченъ крестъ; съ боку короткая наднись на русскомъ и армянскомъ языкахъ: «Генералъ-маіоръ Бебутъ Мартиросовичъ Шелковниковъ; Нуха — 1837 г. Гассанъ-Кала — 1878 г.».

В. Потто.