Внимание! Предлагаемый ниже текст написан в дореволюционной орфографии. Если текст не отображается корректно, см. Просмотр русских текстов в старой орфографии.

БРАТСКАЯ ПОМОЩЬ ПОСТРАДАВШИМЪ ВЪ ТУРЦИИ АРМЯНАМЪ

ОТДѢЛЪ II.

[стр. 50]

Армянскiя сироты въ Смирнѣ.

Письма турецкихъ жертвъ изъ Малой Азіи.
(1895— 1896 гг.)

Недавно появившаяся книга, подъ заглавіемъ Les Massacres d’Arménie, содержитъ въ себѣ 34 письма малоазіатскихъ армянъ и предисловіе, принадлежащее видному политическому дѣятелю, Клемансо. Мысль объ изданіи этихъ писемъ принадлежитъ живущимъ въ Европѣ армянамъ, желающимъ познакомить Европу съ истиннымъ положеніемъ вещей въ Малой Азіи во время бѣдствія, постигшаго ихъ собратій.—Тонъ большинства писемъ производитъ впечатлѣніе страданія и запуганности. Авторъ письма изъ Эгины, написаннаго въ присутствіи мудира (мера общины), боится даже называть убійцъ, говоритъ о событіяхъ сдержанно, кое о чемъ вовсе умалчиваетъ. Мы не можемъ, говорится въ прошеніи байбурдскихъ женщинъ, поданномъ турецкимъ слѣдственнымъ комиссарамъ, называть имена (мусульманскихъ зачинщиковъ) вслѣдствіе слышимыхъ угрозъ и полнаго отсутствія безопасности. Самыя письма, принадлежащія столь разнымъ по положенію и по другимъ признакамъ личностямъ, больше чѣмъ изъ 20 мѣстностей и написанныя главнымъ образомъ для того, чтобы подѣлиться горемъ со своими родными и знакомыми, представляютъ достаточныя и надежныя данныя для возстановленія событій, по крайней мѣрѣ, въ главныхъ чертахъ.

[стр. 51]

Попытаемся на основаиіи ихъ дать читателю понятіе о ходѣ и характерѣ бѣдствій, постигшихъ малоазіатскихъ армянъ отъ октября 1895 года до февраля 1896 года.

Катастрофѣ во многихъ мѣстностяхъ предшествуетъ общее тревожное состояніе, хорошо изображенное въ письмѣ изъ Муша 22-го ноября 1895 г. (по старому стилю). «Въ настоящее время, — говорится въ немъ, — армянское населеніе въ городѣ и въ окрестностяхъ находится въ страхѣ, вслѣдствіе ежедневно слышимыхъ страшныхъ утрозъ. Жизнь, имущество и честь въ опасности, и общееизбіеніе кажется неминуемымъ. Рынокъ и общественныя мѣста закрыты; сообщенія съ деревнями, даже находящимися въ долинѣ Мушъ, прерваны. Здѣсь и тамъ происходятъ отдѣльныя или массовыя насилія и грабежи, производимые туземцами изъ мотива добычи, личной мести и другихъ; въ воздухѣ чувствуется, что всякая расправа надъ армянами останется безнаказанной.

Такъ, въ деревню Гававъ является разбойникъ Катшикъ и требуетъ съ армянииа М. 15 турецкихъ лиръ, говоря, что онъ 20 лѣтъ тому назадъ проигралъ такую сумму денегъ противъ дѣда этого армянина. Нѣсколько дней спустя въ ту же деревню является депутація беевъ изъ Палу и требуетъ, во имя этихъ беевъ, отдачи всего хлѣба, собраннаго въ этотъ годъ, угрожая въ случаѣ неповиновенія, привести турокъ и курдовъ и сжечь деревню. 15-го октября 1895 г., въ воскресенье армянскій банкиръ Погосъ получаетъ пять ударовъ кинжаломъ отъ четырехъ турокъ, послѣ чего умираетъ черезъ четверть часа. Весь городъ приходитъ въ волненіе, вездѣ крики, угрожающіе избіеніемъ армянамъ.

Утромъ въ понедѣльникъ турки производятъ нападеніе на рынокъ, поощряемые полиціей и солдатами, грабятъ лавки, крича: убьемъ армянъ, слава Магомету. И потомъ, когда уже за истребленіе армянъ принимается армія регулярная и иррегулярная, враждебные армянамъ туземцы продолжаютъ свое дѣло, являясь дѣятельными соучастниками организованнаго избіенія.

Предчувствуя свою неминуемую бѣду, жертвы бросаются къ мѣстнымъ властямъ и тутъ-то встрѣчаютъ самыя лживыя и самыя пышныя увѣренія, чтобы армяне не безпокоились, шли домой и занимались своими дѣлами, что они, т.-е. начальство, отвѣчаютъ за порядокъ. А между тѣмъ въ это время, пока армяне подъ вліяніемъ такихъ предательскихъ рѣчей успокоиваются и возвращаются къ обычнымъ занятіямъ, за кулисами производятся дѣятельныя приготовленія къ избіенію тѣми же увѣрявшими въ безопасности властями, распространяются нелѣпые слухи между мусульманами, чтобы раздражить ихъ противъ армянъ, раздается оружіе для предстоящаго нападенія. Такъ, напр., было въ Эрзингіанѣ, гдѣI вслѣдъ за увѣреніями властей происходитъ нападеніе на рынокъ, во многихъ мѣстахъ являющійся, по весьма понятнымъ причинамъ, мѣстомъ первоначальнаго разграбленія и избіенія армянъ; тоже было въ Харпутѣ, въ Арапкирѣ, въ Гусни-Манзурѣ. Въ Палу капитанъ Гуссейнъ-бей членъ административнаго совѣта въ казѣ, въ одно и то же время успокоиваетъ обратившихся къ нему армянъ, представителей мѣстнаго сельскаго общества, и тайно сносится съ курдами, даетъ имъ инструкціи насчетъ предстоящаго разгрома; армянъ же увѣряетъ, что онъ переговаривался съ курдами о томъ, чтобы они были подальше

[стр. 52]

отъ армянскихъ деревень,— онъ же для виду арестовываетъ извѣстныхъ курдскихъ разбойниковъ, которыхъ затѣмъ потихоньку отпускаетъ на свободу. Въ Трапезунтѣ мѣстный вали (начальникъ вилайета, губернаторъ) Кадри-бей клянется присланнымъ отъ мѣстнаго армянскаго епископа людямъ, что никто не осмѣлится сдѣлать вреда армянамъ, и даже прибавляетъ: на васъ нападутъ только перейдя чрезъ мой трупъ. А въ то же время турки закупаютъ на базарѣ револьверы, полиція обезоруживаетъ армянъ, муллы и власти возбуждаютъ толпу разными баснями и слухами, мѣстное начальство раздѣляетъ турокъ на группы, распредѣляетъ между ними оружіе, патроны и назначаетъ день нападенія. Въ Гуссейникѣ турецкія и курдскія власти, склоняя армянъ выдать оружіе, клянутся именемъ Пророка, что никто ихъ не тронетъ, а немного времени спустя начинается рѣзня. Впрочемъ тонъ властей мѣняется, разъ только увѣренія достигли своей цѣли и армяне попали въ ловушку. Тогда власти начинаютъ выговаривать армянскимъ депутатамъ за преувеличеніе, арестовываютъ наиболѣе почтенныхъ лицъ, требуютъ выдачи виновныхъ, выдачи оружія, каковое обезоруживаніе опять-таки дѣлается въ виду приготовляющагося нападенія, наконецъ, въ довершеніе крайняго цинизма вынуждаютъ у жертвъ петицію благодарности султану. Съ этого начинаетъ слѣдственная комиссія въ Мушѣ, посланная туда послѣ избіенія, чтобы ввести реформы. Комиссія эта упрекаетъ мѣстныя власти за то, что они не вынудили благодарственной петиціи у армянъ, и тутъ же власти начинаютъ принуждать армянскихъ представителей подписать благодарственную телеграмму султану. Такимъ же образомъ въ Палу за день до страшныхъ избіеній жертвы благодарятъ султана за возстановленіе порядка при содѣйствіи прибывшихъ войскъ, въ Марашѣ они въ петиціи, при таковыхъ же обстоятельствахъ составленной, признаютъ, что они хотѣли избить мусульманъ и что отвѣтственность за безпорядки падаетъ на нихъ.

Систематичность, съ которой дѣлаются приготовленія къ рѣзнѣ, поразительна. Всѣ средства пущены въ ходъ, предусмотрѣны малѣйшіе детали. Мѣропріятія для истребленія армянъ предательски облекаются въ форму мѣръ, принятыхъ для ихъ защиты. Въ Урфѣ мутессарифъ (инстанція слѣдующая за вали, начальникъ округа, санджака) говоритъ армянскому духовенству и представителямъ: «идите, ничего не бойтесь, я пошлю въ вашъ кварталъ войско для защиты, и дѣйствительно посылаетъ 3000 регулярнаго войскаи 1500 гамидіэ (иррегулярная курдская кавалерія), которые и производятъ нападеніе на армянскія жилища. Въ Гусни-Манзурѣ власти раздаютъ мусульманскому населенію 200 ружей системы Мартини якобы для защиты христіанъ, изъ коихъ многіе на другой день были ранены патронами этихъ самыхъ ружей. Такая же раздача оружія происходитъ въ Трапезунтѣ, въ Арапгирѣ, гдѣ передъ избіеніемъ всѣ турки были снабжены оружіемъ, начиная со стариковъ и кончая одиннадцатилѣтними, въ Урфѣ. Рядомъ съ этимъ происходитъ обезоруженіе мѣстнаго армянскаго населенія, чтобы сдѣлать его беззащитнымъ, предпринимаемое опять-таки подъ разными благовидными предлогами, наприм., чтобы армяне этимъ доказали свою покорность, какъ это было въ Гуссейникѣ, въ Урфѣ, въ Трапезунтѣ. Въ Трапезунтѣ заранѣе назначается день избіенія. Турки съ этою цѣлью раздѣляются на группы, принимаются мѣры для распознанія жертвъ отъ другихъ національностей, —

[стр. 53]

съ этою цѣлью учреждается особое шпіонство, самъ вали Кадри-бей, произносившій, какъ мы видѣли выше, предательскія успокоенія, въ день рѣзни, окруженный турецкими бандитами, даетъ лично указанія, кого убивать, главнымъ образомъ—богачей. Въ Харпутъ переселяются войска, стоявшія въ Арапгирѣ и, наоборотъ, для того, чтобы виновники злодѣяній не могли быть узнаны мѣстнымъна-селеніемъ, въ Харпутѣ же призываются къ оружію редифы подъ предлогомъ защиты мѣстнаго населенія; часть редифовъ переодѣваютъ крестьянами и посылаютъ въ деревни для грабежей; наоборотъ, деревенскихъ жителей переодѣваютъ солдатами и даютъ имъ инструкціи насчетъ разгрома. Въ Арапгирѣ постановляется, чтобы каждый турокъ началъ избіеніе съ своихъ армянскихъ друзей. Въ Эрзингіанѣ властямъ удается ложными успокоеніями заставить армянъ выйти изъ домовъ на рынокъ, гдѣ и начинается истребленіе. Въ Харпутѣ армяне, успокоенные словами жандармовъ, которые обѣщаются защищать ихъ, отпираютъ двери домовъ и подвергаются затѣмъ избіенію и грабежу. Въ Палу собственникъ деревни Сакратъ, курдъ Ибрагимъ-бей, заманиваетъ въ эту деревню массу спасающихся отъ истребленія армянъ, чѣмъ заслуживаетъ репутацію покровителя христіанъ. Впрочемъ онъ беретъ съ бѣглецовъ плату за свое покровительство, выманиваетъ у нихъ скотъ и имущество подъ видомъ лучшей сохранности послѣдняго, подвергаетъ ихъ всякаго рода оскорбленіямъ и вымогательствамъ и наконецъ выдаетъ на самое варварское истребленіе. Вмѣстѣ съ тѣмъ идутъ тщательныя сношенія властей съ курдами, чтобъ ихъ подготовить къ истребленію армянъ; съ этою цѣлью въ Харпугѣ выпускаются курдскіе преступники изъ тюремъ.

Чтобы хоть нѣсколько оправдать разгромъ, а равнымъ образомъ лучше возбудить мѣстное населеніе противъ армянъ, властями дѣлается цѣлый рядъ попытокъ до, во время и послѣ избіенія обвинить армянъ въ рядѣ преступленій, преступныхъ замысловъ, а главнымъ образомъ — представить армянъ инсургентами. Обвиненіе въ возстаніи было пущено въ ходъ властями въ Урфѣ, въ Трапезунтѣ, гдѣ бѣгущимъ армянамъ турки кричали: сдавайтесь, какъ будто они были повстанцы (въ Эрзингіянѣ, въ Мушѣ). Въ Урфѣ же турки разсказываютъ, что армяне хотѣли напасть на мусульманскій кварталъ, но только имъ это не удалось. Жандармъ Габгаръ сознается, что выстрѣлы, которые были слышимы ночью въ Урфѣ, принадлежали туркамъ, но что ихъ хотятъ приписать армянамъ; въ Порту посылается телеграмма съ увѣдомленіемъ, что армяне разрушили мечети и избили тысячу мусульманъ. Въ Трапезунтѣ власти распространяли такой слухъ между туземцами: армяне хотятъ въ союзѣ съ англичанами разрушить династію Османа и уничтожить магометанство; въ будущую пятницу здѣшніе армяне съ оружіемъ въ рукахъ нападутъ на мечети и перерѣжутъ мусульманъ; мы должны предупредить этихъ невѣрныхъ собакъ, чтобы не быть ими истребленными. Въ призывахъ къ избіенію, дѣлаемыхъ по иниціативѣ властей, иногда говорится, что настоящею цѣлью разгрома было истребленіе армянъ, грабежъ же игралъ роль второстепенную. Въ Мушѣ, наприм., одно оффиціальное лице такъ высказалось въ присутствіи большого числа курдовъ и армянъ: курды дѣйствовали дурно. Мы имъ дали приказаніе уничтожить армянъ, они же скорѣе грабили, чѣмъ убивали. Въ Палу муфти и вожаки движенія кричатъ нападающимъ: главнымъ образомъ убивайте и не теряйте времени на грабежъ; въ Эрзингіянѣ

[стр. 54]

высшіе чиновникі кричатъ толпѣ: рѣжьте гяуровъ, не бойтесь ничего. Въ Арапгирѣ еще до избіенія глашатаи прогуливаются по деревнямъ, крича: дѣти Магомета должны исполнить свой долгъ — истребить всѣхъ армянъ, ограбить и сжечьихъ дома; ни одинъ армянинъ не долженъ уйти живымъ. Тамъ же турки и курды упрекаютъ другъ друга, что они плохо выполнили приказъ убивать всѣхъ армянъ выше семилѣтняго возраста и что причиною такого плохого исполненія была жадность къ добычѣ. Въ Урфѣ Гассанъ-паша кричитъ толпѣ: идите, дѣти мои, у васъ въ распоряженіи 48 часовъ времени, вырѣжьте всѣхъ гяуровъ, и ихъ богатства будтъ принадлежать вамъ; такія же приказанія отдаются стоящимъ здѣсь капитаномъ войскамъ 7). Подобнымъ же образомъ власти возбуждаютъ толпу въ Трапезунтѣ, въ Сегердѣ, въ Палу.

II.

За этими адскими махинаціями, систематичность которыхъ заставляетъ думать, что мы находимся на бойнѣ, а не въ человѣческомъ обществѣ, слѣдуетъ самое избіеніе. Въ ужасномъ калейдоскопѣ послѣдняго быстро смѣняютъ другъ друга убійство, грабежъ, поджогъ, изнасилованіе, цѣлая гамма истязаній, сложныхъ и тоже систематическихъ. Послушаемъ очевидцевъ. Вотъ что пишетъ свидѣтель рѣзни въ Урфѣ: «Армяне не знали что дѣлать, у нихъ не было даже перочиннаго ножа для защиты (все оружіе было отобрано властями раньше), они плакали, прятались по угламъ домовъ, молили Бога сжалиться надъ ними. Турки разбивали двери лопатами и входили въ дома, убивая и изрѣзывая въ куски всѣхъ, кого встрѣчали, молодыхъ, стариковъ, мужчинъ, жеищинъ. Нельзя ни перечесть, ни описать ихъ безстыдства и чудовищныя вещи, которыя они совершили. Они опозорили большое количество женщинъ и дѣвицъ на глазахъ ихъ отцовъ и мужей, отрывали у опозоренныхъ груди, четвертовали и убивали ихъ, продолжительно и страшно муча. Съ утонченной жестокостью они зарѣзывали сначала дѣтей, а потомъ уже родителей, тѣшась тѣмъ, что истязуемые молили поскорѣе покончить съ собою. Были звѣри, которые удовлетворяли свою страсть надъ трупами дѣвицъ, наложившихъ на себя руки для избѣжанія позора. Армяне пытаются сопротивляться, но ихъ усилія слабы противъ потока непріятелей, со всѣхъ сторонъ нападавшихъ на нихъ. Сопротивлеиіе это только продолжило избіеніе, такъ какъ мусульманамъ, несмотря на ихъ количество, понадобилось много времени для истребленія массы армянъ. Бойня прекратилась только съ наступленіемъ ночи. Солдаты еще продолжали осаду домовъ, но толпа, утомленная и пресыщенная истребленіемъ, отхлынула... Сотни армянскихъ женъ и дѣвицъ были опозорены въ эту ночь въ мусульманскихъ жилищахъ. Въ воскресенье утромъ снова послышался звукъ трубы, и толпа, возвратившись въ армянскій кварталъ, снова принялаеь за рѣзню. Въ этотъ день кровь текла ручьями, окрашивая улицы и дома, и ни откуда никакой помощи, никакой жалости. Матери бросались къ ногамъ убійцъ, кидавшихся на ихъ дѣтей, сестеръ, братьевъ, мужей, отдавали убійцамъ все золото, которое имѣли, все свое имущество,

[стр. 55]

прося пощадить жизнь близкихъ; но звѣри топтали бѣдныхъ женщинъ и, ходя по ихъ тѣламъ, перерѣзывали ихъ семейства.

Въ полдень толпа явилась передъ соборомъ, куда: спаслось до 3000 армянъ. Черезъ полчаса двери были разбиты, нападающіе ворвались туда, но увидали, что пришлось бы имъ потратить много времени, еслибъ они захотѣли убивать армянъ по одиночкѣ. Послѣдніе скопились въ такомъ количествѣ въ храмѣ, что давили другъ друга, что дѣти умирали отъ задушенія. Тогда нападающимъ пришла страшная мысль. На дворѣ собора стояло до пятидесяти ящиковъ съ керосиномъ. Турки разливаюіъ керосинъ по церкви и поджигаютъ его, и черезъ немного времени сгораетъ до 3000 несчастныхъ. Тѣ, которые пытаются бѣжать, безжалостно зарѣзываются толпой. Изъ всей массы армянъ спасся только одинъ человѣкъ, раненый въ нѣсколькихъ мѣстахъ, пролежавшій три дня подъ трупами. Армянскій архіепископъ Хоренъ Мхитаріанъ видитъ все это ужасное зрѣлище съ крыши своего дома. Онъ настолько потрясенъ, что въ отчаяніи, съ плачемъ, уходитъ въ свою комнату, перерѣзываетъ себѣ артеріи и, обмакнувъ перо въ свою кровъ, пишетъ письмо мутессарифу: «Вы уничтожили мой народъ,—говоритъ онъ;— мнѣ, его пастырю, нельзя оставаться на этомъ свѣтѣ, я пойду за нимъ. Ты причина этихъ насилій и этихъ строкъ, написанныхъ кровью, и такъ какъ никто не хочетъ на этомъ свѣтѣ защитить мой народъ, я его поручаю Богу, заступнику невинныхъ». Архіепископъ очень любимъ и уважаемъ турками за честность и ученость. Мутессарифъ, прочитавъ это письмо, приходитъ въ смущеніе и по совѣту вліятельныхъ людей сейчасъ же отправляетъ врачей къ архіепископу, которымъ удается прибыть вовремя и спасти его. Архіепископъ живъ до сихъ поръ, хотя и слабъ. Число убитыхъ доходитъ до 10000 чел. Ежедневно умираетъ отъ 25 до 30 человѣкъ, тяжело раненыхъ и изувѣченныхъ. Ничего не осталось — ни народа, ни пастыря; изъ восьми священниковъ уцѣлѣлъ только одинъ, протестантскій викарій изрѣзанъ въ куски. Остающіеся въ живыхъ находятся въ крайней нуждѣ, а палачи еще не насытились.

Въ Трапезунтѣ 26 сентября 1895 г. убивали всѣхъ — «и кто сдавался и кто умолялъ о пощадѣ и кто бѣжалъ, стариковъ, дѣтей, молодыхъ людей — всѣ были безжалостно вырѣзаны, разорваны — около 300 человѣкъ въ этотъ день, въ томъ числѣ нѣсколько женщинъ. Были турки, убивавшіе своихъ сосѣдей, собратій, друзей. Разъяренные, они, какъ звѣри, крошили даже трупы. Печальное зрѣлище представляли собою армянскіе кварталы. Женщины, новобрачныя, дѣти бѣгаютъ по улицамъ растерянныя, не зная куда. Однѣ кидаютея съ высокихъ стѣнъ, другія падаютъ въ обморокъ. Молодыя женщины, одной рукой прижимая къ груди дѣтей, а другой держась за веревку, привязанную къ окнамъ, спускаются на землю, ежеминутно рискуя разбиться. Старики прячутся въ погребахъ. Ужасъ великъ. Солдаты и разбойники сотнями входятъ въ дома и требуютъ выдачи мужчинъ, солдаты стрѣляютъ въ окна, башибузуки рѣжутъ и разрываютъ мужчинъ на глазахъ ихъ женъ и дѣтей».

Объ избіеніи въ Арапгирѣ сообщаются слѣдующія подробности: «Начали убивать, жечь. Испуганные армяне бѣгутъ изъ домовъ въ поле, въ горы. Но большая часть попадается на дорогѣ въ руки турокъ и находитъ себѣ страшную смерть. Однихъ кидаютъ въ огонь, другихъ вѣшаютъ головой внизъ какъ бара-

[стр. 56]

новъ и сдираютъ кожу, третьихъ рубятъ и рѣжутъ на куски топорами и серпами, четвертыхъ поливаютъ керосиномъ и сжигаютъ, на послѣднихъ кладутъ другія жертвы, которыя задыхаются отъ дыма. Многихъ зарываютъ живыми въ землю, другихъ обезглавливаютъ и головы ихъ сажаютъ на длинные шесты. Человѣкъ по пятидесяти армянъ турки связываютъ веревками въ одну группу, разстрѣливаютъ ихъ, и трупы ихъ крошатъ топорами и саблями. Вырываютъ груди у женщинъ, четвертуютъ ихъ, кладутъ имъ порохъ въ волоса и воспламеняютъ его. Беременнымъ женщинамъ распарываютъ животы, извлекаютъ зародышъ и уничтожаютъ его». Подобныя же сцены неизмѣнно повторяются въ другихъ мѣстахъ, наприм. въ Палу, въ Сивасѣ, въ Эрзерумѣ, въ Кесареѣ.

Какъ видно изъ этихъ сообщеній, въ разгромѣ принимали прямое участіе войска, въ Урфѣ 3000 регулярныхъ и 1500 гамидіэ, въ Арапгирѣ 1600 регулярныхъ и редифовъ, въ Байбурдѣ регулярные баталіоны, посланные изъ Эрзингіяна, въ Харпутѣ редифы, въ Гуссейникѣ полкъ регулярныхъ солдатъ, въ Сивасѣ регулярныя войска и жандармы, также въ Эрзерумѣ, въ Палу, въ Трапезунтѣ, въ Сегредѣ.

Мѣстныя власти, свѣтскія, духовныя, военныя въ нѣкоторыхъ мѣстахъ открыто руководятъ побоищемъ или же принимаютъ въ немъ прямое участіе. Такъ въ трапезунтскомъ избіеніи самъ вали Кадри-бей лично даетъ инструкціи, кого убивать, и призываетъ къ грабежу, въ Палу въ избіеніи участвуютъ каймакамъ, муфти, полицейскій коммиссаръ, въ Байбурдѣ начальникъ жандармовъ, въ Урфѣ Гассанъ-паша и начальникъ военнаго отряда, въ Эрзингіянѣ чиновники, занимающіе великіе посты. И въ другихъ мѣстахъ власти обнаружили свое участіе, именно въ подготовкѣ и въ подстрекательствѣ къ рѣзнѣ, какъ, напр., каймакамъ (начальникъ округа, по турецки каза) въ Ахтамарѣ, военный начальникъ и членъ административнаго совѣта казы, Гуссейнъ-бей въ Палу, тамъ же полицейскій коммиссаръ муллы въ Трапезунтѣ, муфти въ Гусни-Манзурѣ. Войска и толпа призываются къ избіенію, какъ на войнѣ, звуками военной трубы, такъ было въ Харпутѣ, въ Палу.

Подвергается истребленію главнымъ образомъ армянское населеніе мужскаго пола. Съ особенной охотой убиваютъ и заключаютъ въ тюрьму людей богатыхъ, наиболѣе интересныхъ въ цѣляхъ грабежа, негоціантовъ, также людей вліятельныхъ. Среди павшихъ насчитывается, какъ мы увидимъ, много лицъ принадлежащихъ къ духовенству.

Производящая избіеніе толпа представляетъ пеструю смѣсь; главную роль въ ней, конечно, играютъ турки и курды. Въ Арапгирѣ, напр., убивали и грабили курды подъ начальствомъ Баттала въ количествѣ 5000 челов., подъ начальствомъ Діабага въ количествѣ 1500 челов. и масса другихъ курдовъ. Но тутъ же мы встрѣчаемъ лазовъ, черкесовъ, туркменъ, напр. въ Эрзерумѣ, феллаховъ. Даже женщины принимали участіе въ разгромѣ. «Но что всего позорнѣе,— говорится въ письмѣ изъ Кесареи,— это то, что мы видѣли турчанокъ, помогавшихъ грабить мужьямъ и братьямъ. Эти женщины, слывущія стыдливыми, прячущія обыкновенно лицо подъ покрываломъ и не показывающіяся мужчинамъ, ходили взадъ и впередъ по улицамъ съ открытымъ лицомъ безъ стыда и страха и, совершенно не имѣя состраданія, свойственнаго ихъ полу, весело тащили вещи, награбленныя

[стр. 57]

мужчинами». То же самое происходило въ Урфѣ. Объ усердіи убійцъ краснорѣчиво свидѣтельствуютъ слѣдующіе разсказы изъ Харпута. Тамъ Сулейманъ-бей съ братомъ убили болѣе 300 армянъ, а Хаджи Бего — около 100 человѣкъ. Тамъ же одинъ булочникъ во всеуслышаніе говорилъ, что убилъ 97 армянъ и хвастался, что доведетъ эту цифру до ста. О результатахъ избіенія и разгрома можно судитъ по слѣдующимъ цифрамъ: въ Марашѣ 850 убитыхъ и болѣе 500 раненыхъ, болѣе 300 арестованныхъ; въ Кесареѣ до 340 убитыхъ, до 200 тяжело раненыхъ, разграблено до 400 домовъ и 250 магазиновъ; въ Сивасѣ было вывезено послѣ избіенія на кладбище 450 труповъ, число разграбленныхъ лавокъ доходитъ до 2000; въ Гусни-Манзуръ 617 жертвъ. Въ Арапгирѣ число убитыхъ доходитъ до 3000 челов.; изъ 3000 домовъ осталось только 150 полуразрушенныхъ и разграбленныхъ; въ Биреджикѣ убитыхъ считается 3400 человѣкъ, въ Урфѣ до 10000 человѣкъ. Въ округѣ Палу число обезчещенныхъ турками женщинъ и дѣвицъ можно считать между 60-ю и 70-ю процентами, не принимая въ разсчетъ тѣхъ, которыя были похищены турками и насильно сдѣлались ихъ женами.

Дыбомъ становятся волосы отъ ужасовъ, совершенныхъ во время избіеній въ Урфѣ, Арапгирѣ и другихъ мѣстахъ (см. приведенныя выше сообщенія). Европейцу даже трудно войти въ психологію такихъ звѣрствъ, какъ рѣзаніе труповъ и издѣвательство надъ ними, удовлетвореніе половой страсти надъ убитыми, распарываніе животовъ у беременныхъ женщинъ и истребленіе зародышей. Это смѣшеніе варварства съ извращеніемъ, это самоуслажденіе причиненіемъ самыхъ жестокихъ, безсмысленныхъ и безчеловѣчныхъ мукъ — тайна восточнаго темперамента. Вотъ еще нѣсколько образчиковъ такихъ звѣрствъ. Во время трапезунтскаго избіенія турки входятъ въ мясную лавку, нападаютъ на хозяина ея съ сыномъ,— тотъ и другой были уже ранены,— и начинаютъ крошить ихъ. «Они вырвали у нихъ руки, ноги, голову, искрошили обоихъ на куски, повѣсили послѣдніе на крючья и, обращаясь къ прохожимъ, выкрикивали: чего хотите? ногу? руку? голову?— покупайте. Отдадимъ дешево». Одинъ изъ нашихъ друзей, пишутъ изъ Сиваса, спасся къ своему сосѣду и другу турку. Послѣдній убилъ его съ страшными мученіями, отрѣзавъ ему сначала носъ и уши, потомъ выколовъ глаза. Въ Харпутѣ Хаджи Бего велѣлъ разрѣзать одну женщину на четыре части и выставить ихъ на столбахъ; въ Ахтамарѣ нѣкто Джеверъ связалъ двухъ братьевъ веревками, прибилъ ихъ кольями къ землѣ и такимъ образомъ умертвилъ. Въ Байбурдѣ чудовища забавлялись тѣмъ, что втыкали кинжалъ въ грудь или въ шею раненыхъ и вращали имъ тамъ, какъ буравомъ». Истязаніе и истребленіе мужчинъ, насилованіе и издѣвательство надъ женщинами— неизмѣнно повторяющіеся инциденты армянскихъ избіеній. Вечеромъ въ Харпутѣ нападающіе привели армянскихъ женщинъ и дѣвицъ въ военное депо, и тамъ 600 солдатъ позорили ихъ, послѣ чего изнасилованныя женщины были убиты. Въ Харпутѣ знакомый уже намъ Хаджи Бего велѣлъ раздѣть до нага одну женщину и въ такомъ видѣ провести ее по деревнѣ. Подобное происходило въ Урфѣ. Въ Биреджикѣ турки нападаютъ на домъ армянина Гарабеда, чтобы похитить его дочь, славящуюся своей красотой. Бѣдный ребенокъ, видя, что ее ожидаетъ, въ ужасѣ кидается въ цистерну и тамъ умираетъ. Турки перерѣзываютъ всѣхъ обитателей этого дома, вытаскиваютъ изъ цистерны трупъ дѣвушки и позорятъ его.

[стр. 58]

III.

Среди причинъ и цѣлей, управлявшихъ армянскими избіеніями, не малую роль играетъ религіозный элементъ. Старые завѣты ислама — истребленіе невѣрныхъ и обращеніе ихъ въ магометанство — чувствуются въ настроеніи массъ и ихъ руководителей, сказываются въ томъ направленіи и въ тѣхъ объектахъ, на которые направлено разрушеніе. Руководителями или же подстрекателями движенія въ нѣкоторыхъ случаяхъ являются, какъ видѣли, представители духовенства, муллы, муфти. Смерть христіанамъ! Слава Магомету! — вотъ крики, съ которыми толпа идетъ на армянъ. Въ Гусни-Манзурѣ нападающіе кричатъ: примите магометанство, не то всѣхъ перерѣжемъ. Въ Аинтабѣ турки говорятъ: увидите, не оставимъ въ живыхъ ни одного гяура. Въ Урфѣ нападающіе восклицаютъ: если мы не уничтожимъ гяуровъ, мы никогда не получимъ рая. Въ Арапгирѣ еще до избіенія глашатаи публично объявляли истребленіе армянъ, грабежъ и сожженіе ихъ домовъ обязанностыо дѣтей Магомета. Вездѣ, гдѣ только было избіеніе, турки съ особеннымъ ожесточеніемъ разрушали церковныя зданія и убивали духовныхъ лицъ. Отовсюду несутся вѣсти о сожженіи, разграбленіи и разрушеніи церквей и монастырей. Въ письмѣ изъ Вана насчитывается болѣе ста двадцати разграбленныхъ церквей и монастырей только въ предѣлахъ 8 округовъ. Рядомъ съ этимъ идетъ профанація и глумленіе нападающихъ надъ церквами и священными предметами. Въ Марашѣ разрушается и оскверняется армянское кладбище. Въ Гуссейникѣ турки и курды стаскиваютъ съ армянской церкви колоколъ и бросаютъ его въ рѣку. Въ Эгинѣ были разрушены и опустошены семь армянскихъ церквей, находящихся въ городѣ, при чемъ Евангеліе и другія священныя книги были разорваны и алтари осквернены. Во многихъ мѣстахъ курды надѣвали на себя унесенныя церковныя облаченія и плясали въ нихъ, думая пародировать армянское богослуженіе. Нерѣдко армянскія церкви и монастыри превращаются мусульманами въ мечети. Съ особеннымъ ожесточеніемъ нападающіе избиваютъ лицъ духовнаго званія, бѣлое духовенство и монаховъ, сопровождая убійство истязаніями и глумленіемъ, сжигая жертвы живыми, сдирая съ живыхъ кожу. Въ округѣ Гарджганъ настоятель монастыря Петросъ былъ разрѣзанъ по суставамъ, ему отрѣзали языкъ и покончили съ нимъ послѣ страшныхъ истязаній.

Рядомъ съ разрушеніемъ церквей и избіеніемъ духовенства идетъ насильственное обращеніе армянскаго населенія въ маюметанство, единичное и массовое. Оставшіеся въ живыхъ жители цѣлыми деревнями принуждены были принять магометанство и только этою цѣной могли себѣ сохранить жизнь, какъ, напр., жители четырнадцати деревень въ Эгинѣ, цѣлыя деревни въ Ванѣ. Въ Арапгирѣ армянское населеніе получаетъ отъ очепь высокопоставленнаго лица предложеніе принять магометанство и тѣмъ купить себѣ безопасность. Армяне отвѣчаютъ отказомъ и на другой день послѣ этого подвергаются избіенію. Отказывающіеся измѣнить религіи немедленно предаются смерти, нерѣдко съ истязаніями. Въ Харпутѣ шейхъ предлагаетъ сорока вліятельнымъ лицамъ изъ армяиъ, нашедшимъ себѣ убѣжище въ церкви, перейти въ ис-

[стр. 59]

ламъ и, когда тѣ отказались, приказываетъ перерѣзать ихъ одного за другимъ на порогѣ этой церкви. Подобные случаи происходили въ Эгинѣ, въ Ченкугѣ. Истязаніямъ особенно подвергается армянское духовенство, отказывающееся измѣнить религіи. Здѣсь повторяются раздирающія душу сцены изъ эпохи первыхъ гоненій на христіанъ. Въ Харпутѣ архимандриту Оаннесу предлагаютъ отречься отъ своей вѣры. Тотъ проситъ дать ему отсрочку на два часа для принесенія отвѣта и начинаетъ съ горькими слезами молиться Богу. Нападающіе, не дождавшись конца отсрочки, начинаютъ рѣзать тѣло старика по суставамъ, начиная съ рукъ, и, отрѣзавъ послѣднія до локтей, снова предлагаютъ ему принять магометанство. Тогда въ отвѣтъ на это архимандритъ съ твердостью произноситъ исповѣданіе вѣры. При этихъ словахъ ярость враговъ не имѣла границъ, архимандритъ былъ зарѣзанъ на самомъ порогѣ церкви. Въ Харпутѣ же предлагаютъ священнику Теръ-Акопу отречься отъ вѣры. Послѣдній отвѣчаетъ, что онъ вѣруетъ въ Бога и во всѣхъ его пророковъ. Недовольные такимъ отвѣтомъ, 50 солдатъ вынимаютъ шпаги наголо, раздѣваютъ свою жертву, и, приложивъ концы шпагъ къ груди Теръ-Акопа, требуютъ отреченія отъ христіанства. Несчастный теряетъ разсудокъ и начинаетъ говорить безсвязныя слова съ жестами, не оставляющими сомнѣнія на счетъ его умственныхъ способностей. Тогда турки заключаютъ его въ тюрьму, съ цѣлью вынудить у него по выздоровленіи принятіе магометанства. Зачѣмъ у насъ нѣтъ полнаго перечня лицъ, пишетъ Хачатуръ, католикосъ ахтамарскій, которые мученически пострадали за свою вѣру и удостоились вѣчнаго блаженства?

Чисто-формальный взглядъ на обращеніе, который не справляется съ внутреннимъ состояніемъ обращеннаго и требуетъ только, чтобы послѣдній продѣлалъ внѣшнимъ образомъ извѣстные обряды, а также желаніе поглумиться надъ жертвами, причинить имъ, побольше страданій сказываются въ отношеніи турокъ къ армянамъ, насильно принявшимъ магометанство. Новообращенныхъ заставляютъ въ доказательство перемѣны религіи носить чалму, одѣваться на манеръ улемъ, жить съ нѣсколькими женами, творить мусульманскія молитвы и тому подобное. Насильственное обращеніе сопровождаетея насильственнымъ обрѣзаніемъ, какъ, наприм., въ Байбурдѣ и въ Ченкугѣ. Въ Палу обрѣзаніе было совершено такимъ жестокимъ способомъ, что многіе изъ насильственно обращенныхъ погибли послѣ сильныхъ страданій. Въ Ченкугѣ мусульмане овладѣваютъ настоятелемъ монастыря Минасомъ Амригъяномъ, уводятъ его въ мечеть, заставляютъ его перемѣнить вѣру и силой производятъ надъ нимъ обрѣзаніе. Несчастный живетъ въ мечети и тамъ находятся подъ сильнымъ надзоромъ. Его не оставляютъ одного даже ночью, въ это время при немъ ставится сторожъ. Христіанамъ и подозрительнымъ лицамъ изъ новообращенныхъ запрещается даже приближаться къ нему. Жизнь его достойна жалости. Онъ даже тайно просилъ одного, также, какъ онъ, насильно обращеннаго въ магометанство, армянина написать о немъ въ Константинополь, не найдутъ ли тамъ средства спасти его отъ этого печальнаго состоянія.

[стр. 60]

ІV.

Печальны картины городовъ и селеній, гдѣ произошло избіеніе. Въ Эрзерумѣ на другой день полѣ избіенія армянское кладбище представляло страшное и раздирающее душу зрѣлище: виднѣлись сотни окровавленныхъ, изуродованныхъ, обезображенныхъ до неузнаваемости труповъ, наваленныхъ одни на другіе, и около нихъ большое количество армянъ, пришедшихъ съ рискомъ быть убитыми по дорогѣ, ищущихъ своихъ родныхъ и близкихъ, наклоняющихся надъ каждымъ убитымъ и все-таки не могущихъ признать тѣхъ, кого искали. Въ Харпутѣ, въ Палу проѣзжающіе купцы изъ Алеппо видятъ по дорогамъ и на поляхъ сотни женщинъ совершенно обнаженныхъ, обезчещенныхъ, искалѣченныхъ, мертвыхъ или находящихся въ агоніи, около нѣкоторыхъ грудныя дѣти еще живы. Оставшіеся въ домахъ послѣ избіенія трупы начинаютъ разлагаться, нестерпимый запахъ заражаетъ воздухъ. Нашъ городъ, пишутъ изъ Сиваса, теперь развалина. Рынка нѣтъ, никто не работаетъ, у рабочихъ отняли даже инструменты; никто не продаетъ,— нѣтъ ничего. Всѣ бѣдны, безъ дѣлъ, безъ хлѣба, безъ денегъ, всѣ съ ужасомъ ожидаютъ. Церкви и школы закрыты. Трудно достать какихъ-либо съѣстныхъ припасовъ. Турки, которые отняли все, берутъ теперь 40 піастровъ за то, что стоитъ десять. Мы въ ужасномъ положеніи. Вслѣдствіе этихъ страшныхъ несчастій (т.-е. избіенія и грабежа), сообщаютъ изъ Малаціи, бѣдность и страшный голодъ даютъ себя знать; народъ, лишенный крова и пищи, принужденъ нищенствовать, ходя изъ лавки въ лавку, изъ дома въ домъ, прося сжалиться надъ собою даже тѣхъ, кто вчера еще былъ его палачами. Улицы переполнены несчастными жертвами, между коими часто видны дѣвушки и женщины, полураздѣтыя, и старики, которые едва движутся. Вслѣдствіе суровой погоды, много несчастныхъ погибло отъ голода и ихъ трупы были находимы въ городѣ и въ окрестностяхъ. Подобныя же картины наблюдаются въ Ахтамарѣ, въ Арапгирѣ, въ Ванѣ, въ Битлисѣ, гдѣ были случаи смерти отъ голода. Отовсюду несутся вопли о голодѣ и полной нищетѣ армянскаго населенія послѣ разгрома, изъ Байбурда, изъ Муша, изъ Вана, изъ Ахтамара, изъ Арапгира, изъ Эгины, изъ Гусни-Манзура, изъ Кесареи. Мы не имѣемъ ни дома, ни постели, ни хлѣба, пишутъ изъ Трапезунта; въ Сивасѣ тѣ, которымъ удалось избѣжать смерти, не имѣютъ ничего — ни денегъ, ни одежды, ни даже постели спать. Не могу болѣе писать тебѣ, дорогой сынъ,— говорится въ письмѣ отца къ сыну,— моя рука дрожитъ отъ холода, къ тому же мы почти три дня ничего не ѣли. «Большое количество дѣтей,— пишетъ Хачатуръ, католикосъ ахтамарскій,— остались сиротами; вездѣ встрѣчали неутѣшныхъ родителей, отыскивающихъ слѣды сына или пропавшей дочери». У меня убили отца, пишетъ женщина изъ Арапгира, дѣда, дядей, дядю моей матери... Убили нашего друга Б. и его жену, у нихъ осталось четверо сиротъ, которые плачутъ, зовутъ мать; убили А. и его жену, послѣ нихъ осталось пятеро дѣтей, двое грудные, но некому ихъ кормить грудью. Понятно поэтому, что нѣксторыя письма оканчиваются призывомъ къ матеріальной помощи: помогите намъ, мой братъ, помогите скорѣе! Но можете ли вы помочь нашему огромному не-

[стр. 61]

счастыо своими скромными средствами? Не стыдитесь, обратитесь къ иностранцамъ, къ европейцамъ, обратитесь къ ихъ чувствамъ человѣколюбія. Мы вѣдь люди, мы христіане... чѣмъ мы виноваты? «Помоги намъ, дорогое дитя,— пишетъ отецъ къ сыну:— у насъ нѣтъ ничего и, что всего страшнѣе, мы голодаемъ. Прошу тебя еще разъ, ради Бога и Іисуса Христа, пошли намъ что-нибудь, иначе мы погибли. Твои братья и сестры кричатъ: Hatz, Hatz (хлѣба, хлѣба)! Если можно еще уговорить большихъ, какъ заставить замолчать самыхъ маленькихъ? Если ты хочешь спасти нашу жизнь, сдѣлай все возможное, чтобы помочь намъ; если необходимо, самъ проси милостыню.

V.

До сихъ поръ мы болѣе останавливались на внѣшнемъ ходѣ избіенія и на его послѣдствіяхъ. Посмотримъ теперь, что чувствовали жертвы во время разгрома и послѣ него. Это дастъ намъ возможность вѣрнѣе оцѣнить размѣры несчастія.

Одни охвачены ужасомъ, отчаяніемъ. Одинъ молодой человѣкъ въ Палу подъ вліяніемъ страха выдергиваетъ себѣ усы въ надеждѣ переодѣться женщиной и спастись. Нѣкоторые умираютъ отъ ужаса и бѣдствій. Въ Харпутѣ священникъ Теръ-Акопъ сходитъ отъ страха съ ума. Архіепископъ урфскій Хоренъ, о которомъ рѣчь была выше, съ отчаянія покушается на самоубійство. Священникъ Теръ-Оаннесъ Т. внезапно умираетъ отъ скорби при видѣ умерщвленія своихъ четырехъ сыновей. Женщины и дѣвушки, которымъ грозитъ изнасилованіе, лишаютъ себя жизни. Такіе случаи были въ Палу, въ Байбурдѣ. Въ Палу турки похитили женщину и молодую дѣвушку и уже вели ихъ къ себѣ. На дорогѣ около рѣчки жертвы просятъ позволенія напиться воды. Получивъ его, онѣ пользуются моментомъ свободы, прочитываютъ молитву и бросаются въ воду. Въ Палу же тридцать пять армянскихъ крестьянокъ, преслѣдуемыя курдами, бросаются въ рѣку, чтобы спастись отъ позора.

Въ то время какъ одни испытываютъ скорбь, ужасъ, отчаяніе, другіе жалуются на притупленіе чувствъ подъ вліяніемъ событій. «Не считайте насъ живыми,— пишетъ женщина изъ Арапгира:—тѣ, кто пережилъ это несчастіе, не имѣютъ ни тѣла, ни крови, мы не знаемъ, что мы такое, мы живые мертвецы. Душа иногда какъ будто каменѣетъ. Мы сами даже не удивляемся, что мы не пали подъ тяжестью такого ужаса инесчастія. Лучше, еслибъ мы умерли. Что за жизнь наша теперь! Все время у насъ передъ глазами эти страшныя сцены, все время мы видимъ, какъ эти звѣри убиваютъ и грабятъ невинныхъ людей. Если-бы не были сожжены наши дома, мы бы предпочли уйти къ себѣ, подальше другъ отъ друга, чтобы не слыхать стоновъ. Еслибъ по крайней мѣрѣ это случилось лѣтомъ, мы бы ушли въ горы, ѣли траву и не слыхали этихъ криковъ. Боже, Боже! Когда же мы перестанемъ плакать? Когда же Ты услышишь насъ». Въ такомъ же тонѣ письма изъ Эрзерума и изъ Битлиса. Послѣ того, что мы пережили, говорится въ послѣднемъ письмѣ, мы не знаемъ, что съ нами будетъ.

Мы ошеломлены, отупѣли, сдѣлались больны отъ того, что случилось. При-

[стр. 62]

таившись по угламъ нашихъ домовъ, мы въ ожиданіи. Едва живые мы находимся среди голода и страха. Положеніе жертвъ хорошо обрисовывается въ сообщеніяхъ изъ Кесареи и изъ Арапгира. Вотъ что происходило въ Кесареѣ 26-го нояря 1895 г. На зарѣ раздаются пистолетные выстрѣлы, сопровождаемые страшиымъ шумомъ. Армянскіе кварталы подвергаются новому нападенію. Толпа пытается войти въ армянскій соборъ, куда спаслось 300 женщинъ и дѣтей. Нападающіе рубятъ топоромъ двери, что производитъ неописуемый ужасъ у находящихся въ соборѣ; послѣдніе испускаютъ крики отчаянія, плачутъ, стонутъ, громко молятся Богу спасти ихъ. На улицѣ неистовствуетъ толпа, слышатся угрожающіе смертью голоса, пытаются сломать церковныя двери. Архіеписконъ, въ отчаяніи, велитъ священникамъ причастить народъ въ виду неминуемой смерти. Началась печальная церемонія: всѣ готовились къ смерти. Къ счастію, туркамъ не удалось разрушить соборъ.

Другая сцена происходитъ въ Арапгирѣ. «Избіеніе, грабежъ, пожаръ,— пишетъ одна женщина къ брату мужа,— продолжались восемь дней. Слышался невѣроятный шумъ, адскіе голоса, крики маленькихъ дѣтей... Дѣти кричатъ: Боже! мама! другіе: помогите! помогите! Кто ихъ услышитъ? Градомъ падаютъ пули. Они (турки) идутъ съ саблями въ рукахъ. Не было такихъ жестокихъ палачей, такихъ хищныхъ звѣрей. Никогда такъ варварски не избивали невинныхъ ни въ чемъ людей. Если написать исторію всего, что произошло, нельзя будетъ читать ее безъ ужаса. Теперь мы въ турецкомъ кварталѣ, въ домѣ въ семь комнатъ. Насъ сто человѣкъ,— женщины, молодыя дѣвушки, дѣти и нѣсколько мужчинъ, всѣ ранены. Всѣ плачутъ, стонутъ. Нечего положить на раны, нечѣмъ даже ихъ перевязать, нѣтъ бѣлья для перемѣны. Крики, стоны не даютъ спать. На минуту заснешь, сейчасъ же просыпаешься отъ дѣтскихъ криковъ. Дѣти испуганно кричатъ во снѣ: вотъ они! вотъ они! Мама! насъ хотятъ зарѣзать, сжечь. Помоги».

Пережитыя несчастія естественно оставили глубокіе слѣды въ тонѣ писемъ, написанныхъ среди событій или вслѣдъ за ними. Читая ихъ, невольно переносишься на арену избіеній. «Какъ изобразить въ цѣломъ такія страшныя событія,— говоритъ авторъ письма изъ Байбурда, гдѣ начать, гдѣ кончить? Трауръ и развалины царятъ въ Байбурдѣ». Луна освѣщала городъ, пишутъ изъ Эрзерума, недалеко поднималось пламя зажженыхъ домовъ, иногда раздавались ружейные выстрѣлы. Эта луна, говорили мы себѣ, освѣщаетъ сейчасъ и другія страны, гдѣ ходятъ, говорятъ, смѣются, веселятся, не подозрѣвая, что гдѣ-то въ одномъ мѣстѣ на земномъ шарѣ этимъ самымъ свѣтомъ пользуются для рѣзни, поджога, грабежа и изнасилованія.

Вотъ разсказъ несчастнаго отца, у котораго вырвали дочь для опозоренія: «Увы, едва могу писать тебѣ объ этомъ,— говоритъ онъ въ письмѣ къ сыну.— Меня угрожали убить, если я не выдамъ твою сестру. Все уже было похищено... я сопротивлялся, готовый на все. Но когда дочь увидала меня подъ ножомъ и поняла, что я погибъ, если не выдамъ ее, тогда она сама бросилась къ ногамъ турокъ и закричала: возьмите меня, только пощадите отца, вотъ я! И они унесли ее». Вотъ письмо изъ Эгины, авторъ котораго былъ насильно обращенъ въ магометанство. Печаленъ и безнадеженъ тонъ этого письма. Авторъ разсказы-

[стр. 63]

ваетъ, какъ онъ два дня блуждалъ здѣсь и тамъ съ груднымъ ребенкомъ на рукахъ, какъ на его глазахъ изрѣзали на куски старую тетку Еву, бывшую паломницу въ Іерусалимѣ, за то, что она не хотѣла принять магометанство. «Не сердитесь на насъ за это (имѣется въ виду принятіе магометанства пишущимъ и другими армянами), дорогіе братья, не сердитесь, мы до конца...» — авторъ не продолжалъ фразы по той причинѣ, что пишетъ въ присутствіи мудира (мера общины). Боже, сжалься надъ нами!.

Авторъ предисловія заканчиваетъ книгу слѣдующими словами: необходимо ввести какъ можно скорѣе реформы, нужныя для успокоенія народа. Оттоманское правительство неспособно ихъ осуществить, даже еслибъ этого желало.
Необходимо энергическое вмѣшательство Европы, иначе народу этому грозитъ гибель.

Могильный крестъ-камень (арм. стиль X в.).

Гладстонъ на Ливерпульскомъ митингѣ 24 сентября 1896г.