Внимание! Предлагаемый ниже текст написан в дореволюционной орфографии. Если текст не отображается корректно, см. Просмотр русских текстов в старой орфографии.

БРАТСКАЯ ПОМОЩЬ ПОСТРАДАВШИМЪ ВЪ ТУРЦИИ АРМЯНАМЪ

ОТДѢЛЪ II.

[стр. 75]

Константинопольская рѣзня.

(Писъмо изъ Константинополя.)

14 й 15 августа (1896 г.) мы стояли въ Константинополѣ: намъ пришлось быть свидѣтелями избіенія армянъ турками; видѣнныя нами ужасныя картины стоятъ и теперь передъ глазами; едва вѣришь тому, что все это дѣйствительно было, что мы не во снѣ видѣли всѣ эти ужасы. Мы пришли въ Константинополь въ среду утромъ: пароходъ нашъ («Sidon»—француз. компаніи Messagerie Maritime) остановился y пристани. Мы вышли между 10 и 11-ю на берегъ, были въ обѣихъ частяхъ города (Пера—европейская и Галата-—азіатская), были на телеграфѣ и на почтѣ; все было совершенно покойно; мы вернулись на пароходъ около часа. Послѣ я еще разъ выходила отправлять письмо на русскую почту (въ нѣсколькихъ шагахъ отъ пристани) и тоже ничего не замѣтила. A между тѣмъ, какъ разсказывали послѣ другіе очевидцы, именно въ это время (между 12 и 1 час.) началась рѣзня: сигналомъ начала послужили убійство армянами кассира въ банкѣ и ссора на почтѣ, какъ говорили; сейчасъ же начались преслѣдованіе и убійство поголовно всѣхъ армянъ турками; магазины, лавки были быстро позаперты одни за другими; движеніе конокъ пріостановлено; на 4 улицахъ сразу произошло въ разныхъ концахъ города страшное смятеніе; всѣ бѣжали, не понимая ничего; поминутно посреди улицъ на тротуарахъ падали убиваемые армяне подъ градомъ сыпавшихся на нихъ ударовъ палками и саблями. He довольствуясь убійствомъ на улицахъ, толпы турокъ врывались въ дома и тамъ продолжалось избіеніе. Замѣчательно въ данномъ случаѣ то, что избіеніе началось одновременно по всему городу, и потому объяснить его, какъ потомъ говорили, местью за убійство кассира въ банкѣ армянами было бы странно.

Мы до 2-хъ часовъ еще ничего не знали о начавшемся смятеніи; сидѣли на пароходѣ, мирно разговаривая. Вдругъ,—этотъ моментъ особенно врѣзался y меня въ памяти,—на набережной раздался страшный, какой-то жалобный, молящій, протяжный, громкій крикъ, a вслѣдъ за нимъ сейчасъ же нѣсколько выстрѣ-

[стр. 76]

ловъ изъ револьверовъ, быстро промелькнуло нѣсколько фигуръ, впереди бѣжалъ кто-то, спотыкаясь, обезсиливая. За нимъ гналось человѣкъ десять,—все это произошло въ какое-нибудь мгновеніе и вслѣдъ за тѣмъ мы увидѣли на набережной распростертымъ трупъ бѣжавшаго. Это былъ одинъ изъ поденщиковъ армянъ, работавшихъ на пристани около барокъ, его такъ и захватила смерть за работой—онъ успѣлъ пробѣжать, спасаясь отъ преслѣдователей, всего какую-нибудь сотню шаговъ. Что такое, что такое?—спрашивали мы, ошеломленные видѣнною сценой. Намъ отвѣчали второпяхъ: турки бьютъ армянъ!

Всѣ устремились къ борту парохода, откуда можно было видѣть слѣдующую сцену. Какъ разъ противъ того мѣста набережной, гдѣ присталъ нашъ пароходъ, находилось огромное старое почернѣвшее зданіе, складъ угля, a за нимъ въ переулкѣ, удалявшемся вглубь отъ набережной, но такъ, что можно было все хорошо видѣть, другое такое же зданіе, въ которомъ жили рабочіе армяне, по большей части пришельцы изъ различныхь мѣстъ, занимавшіеся поденной работой на пристани: нагрузкой барокъ и пароходовъ, переноской вещей и пр. Многіе изъ нихъ работали въ это время на пристани, другіе, вѣроятно, узнавъ о грозившей опасности, скрылись въ домѣ, къ которому и направилась толпа турокъ, вооруженныхъ палками и саблями. Нѣсколько армянъ, работавшихъ на пристани, были убиты ими мгновенно, наповалъ, нѣсколькими ударами палокъ по головѣ; перескочивъ черезъ ихъ трупы, оставивъ ихъ валяться на пристани, преслѣдователи бросились къ дому рабочихъ: передовые вбѣгали по лѣстницѣ, влѣзали въ окна, остальная же толпа стояла внизу, ожидая добычи, которую бросятъ ей на разтерзаніе; на минуту крики затихли, слышался только какой-то вой; вотъ показались изъ оконъ турки, волочившіе за собой армянъ, найденныхъ ими въ домѣ; трудно было рѣшить, были ли тѣ уже убитые, или избитые до полусмерти, или потерявшіе сознаніе отъ страха. Ихъ бросили въ толпу, которая добивала ихъ, волокла по улицѣ, топтала въ пыли; зрѣлище было до такой степени отвратительное, ужасное, что нѳвозможно было смотрѣть.

Хотѣлось бѣжать отъ него куда - нибудь, но вмѣстѣ съ тѣмъ и уйти отъ него было невозможно, такъ какъ ужасъ положительно леденилъ кровь и что-то заставляло слѣдить за несчастными жертвами съ какой-то надеждой... не спасутся ли они чудомъ? Вотъ одинъ изъ нихъ—поденщикъ въ синей заплатанной рубахѣ, повязанный бѣлымъ платкомъ на головѣ, бѣжитъ по улицѣ: одинъ разъ мелькнуло передъ нами его смертно-блѣдное лицо, его настигли, сшибли съ ногь: уже по его неподвижной позѣ видно, что въ немъ нѣтъ больше признаковъ жизни,—онъ лежитъ поперекъ улицы, лицомъ вверхъ, съ распростертыми руками. Проходяшій мимо турокъ ударилъ его, мертваго, ногой прямо въ лицо, a другой полоснулъ по немъ саблей. Все это произошло необыкновенно быстро; не было слышно ни одного крика, ни одного вопля умиравшихъ: ихъ валили, какъ снопы, одинъ за другимъ грудами. Когда мы немного опомнились, изъ переулка уже выѣхала огромная телѣга, верхомъ нагруженная тѣлами убитыхъ; нѣкоторыя изъ нихъ, казалось, шевелились...

Телѣгу сопровождало нѣсколько полицейскихъ, важно выступавшихъ по обѣимъ сторонамъ: полиція въ этотъ день, какъ мы замѣтили, появлялась на сценѣ лишь каждый разъ, когда производилась очистка улицъ отъ труповъ послѣ

[стр. 77]

побоища. Переулокъ опустѣлъ. Толпа устремилась дальше въ глубь, и намъ не стало уже видно ея. Передъ домомъ рабочихъ, гдѣ только-что происходила страшная сцена, бродило нѣсколько собакъ; на нѣсколько минутъ водворилось молчаніе, и никого не было видно. Вдали раздавались выстрѣлы и страшный лай собакъ; мимо насъ по набережной провезли еше три фуры мертвыхъ тѣлъ, наваленныхъ безпорядочно, не прикрытыхъ. Судя по одеждѣ, это все были рабочіе бѣдняки (такъ какъ это былъ именно кварталъ, гдѣ жили армяне-рабочіе). Немного спустя, въ переулкѣ, который мы могли наблюдать, около все того же дома рабочихъ, снова стала понемногу собираться толпа турокъ; они входили въ двери, влѣзали въ окна и появлялись снова на улицѣ, нагруженные различнымъ домашнимъ скарбомъ: тюфяками, одеждой, жалкой мебелью, однимъ словомъ, все жалкое имущество бѣдняка-поденщика, только-что убитаго, тащилось убійцами. Этотъ отвратительный грабежъ среди бѣлаго дня, y всѣхъ на глазахъ, продолжался весь день. Когда было разграблено все имущество, стали выламывать оконныя рамы, двери, награбленное добро тащили въ разныя стороны, большею частью въ пивную, находившуюся какъ разъ противъ нашего парохода, и тутъ устраивалась попойка. Развеселившаяся удачей компанія усаживалась за столиками на тротуарѣ передъ пивной, о чемъ-то (угадать не трудно о чемъ) съ жаромъ разговаривала; иные потирали руки, размахивали ими; потомъ вдругъ всѣ снялись съ мѣста и устремились въ одинъ изъ сосѣднихъ переулковъ, словно волки, почуявшіе добычу.

Мы провели весь день до вечера неподвижно на одномъ мѣстѣ, слѣдя съ парохода за ужасными, разыгравшимися передъ нами сценами убійства и грабежа. Мимо насъ провезли и еще нѣсколько фуръ мертвыхъ тѣлъ; тутъ же, передъ самымъ нашимъ пароходомъ, убили еще одного армянина, который выбѣжалъ изъ дома, намѣреваясь спастись въ лодкѣ, но его подстерегали уже, вѣроятно, и мигомъ покончили съ нимъ... Нѣкоторое время его трупъ пролежалъ на улицѣ, и проходившіе толкали и били его ногами; бдительная и аккуратная полиція, однако, не замедлила убрать его. Насталъ вечеръ; мракъ быстро сгустился надъ городомъ, огней почти нигдѣ не зажигали, наступила ночная тишина, нарушаемая лаемъ собакъ и выстрѣлами, раздававшимися въ различныхъ частяхъ города. Мимо по пристани проходили безпрестанно одна за другой шайки турокъ съ палками въ рукахъ, напоминавшія шакаловъ, выходившихъ на ночную охоту. Противъ нашего парохода, на бревнахъ усѣлись нѣсколько турокъ, которые, видимо, расположились здѣсь прочно на всю ночь; не трудно было угадать ихъ намѣренія: они выслѣживали добычу, которую чуяли на пароходѣ; дѣйствительно, на нашемъ пароходѣ удалось укрыться нѣсколькимъ армянамъ, которыхъ французы приняли, успокоили и обѣщали безплатно провести изъ Константинополя до одного изъ греческихъ портовъ.

Можно себѣ представить, въ какомъ состояніи находились ихъ семьи въ городѣ; не зная, что они нашли себѣ убѣжище, они, конечно, считали ихъ погибшими. Удостовѣриться въ смерти пропавшихъ не было никому изъ родственниковъ никакой возможности, тѣла, которыя, какъ мы видѣли, возили въ фурахъ, сваливали потомъ въ баркасы и безъ счета топили въ томъ мѣстѣ, гдѣ при входѣ изъ Босфора въ Мраморное море существуетъ довольно сильное теченіе.

[стр. 78]

Нагрузка пассажиров (Оригин. рис.) Айвазовскаго.

[стр. 79]

Выгрузка пассажиров (Оригин. рис.) Айвазовскаго.

[стр. 80]

Говорили, что такихъ тяжело нагруженныхъ баркасовъ съ тѣлами убитыхъ было свалено въ теченіе ночи въ море 42. «Истиннаго же числа жертвъ даже приблизительно никто никогда не будетъ знать», замѣтилъ кто-то.

Страшно тяжелая, тревожная, гнетущая была эта ночь; все время на палубѣ велись тихіе разговоры о случившемся, a на берегу смотрѣли устремленные на насъ жадно глаза турокъ, ожидавшихъ добычи, выли собаки, a внизу къ спуску съ парохода, на берегъ нѣсколько разъ подходили турки и плескались подолгу, усѣвшись на мостики; при одномъ изъ выходовъ луны изъ-за тучъ мы разглядѣли, что они отмывали y себя на тѣлѣ кровь.

Съ восходомъ солнца снова пошло то же самое; вѣроятно, не прекращавшіяся и ночью звѣрства, которыя прикрылъ на нѣкоторое время мракъ, опять стали видны повсюду. Утромъ нѣсколько моряковъ отправились въ городъ и принесли извѣстія, что всѣ рѣшительно армянскіе магазины и лавки разграблены, что число убитыхъ особенно велико въ Стамбулѣ, гдѣ даже вывозить трупы не успѣваютъ, и что сегодня побоище грозитъ принять еще большіе размѣры... Въ переулкѣ, противъ нашего парохода, гдѣ вчера мы наблюдали описанную выше сцену, предъ тѣмъ самымъ домомъ снова собралась толпа. Они провѣдали, что въ домѣ укрылось еще нѣсколько армянъ, и отправились на розыски ихъ. Прошло нѣсколько мучительныхъ минутъ неизвѣстности: найдутъ ихъ или нѣтъ? Толпа, ожидавшая на улицѣ, не могла дольше ждать; еще многіе полѣзли братъ домъ словно приступомъ; остальные образовали плотно сомкнутую стѣну поперекъ улицы, чтобы не дать убѣжать ни одному армянину, котораго найдутъ въ домѣ. Немного погодя, изъ оконъ и на какомъ-то выступѣ дома показалось нѣсколько турокъ, которые волочили новыя жертвы...

Я больше не видѣла, что потомъ произошло... Говорятъ, ихъ бросали на мостовую внизъ головой: наваливъ ими телѣгу, ихъ увезли. A толпа снова раздѣлилась: однихъ увлекъ дальше разыгравшійся инстинктъ кровожадности, y другихъ взяла верхъ жадность, - они остались и долго еще продолжался грабежъ... Мимо по набережной ѣхали кареты, открытые экипажи, въ которыхъ сидѣли, судя по одеждѣ, видныя лица города; прохаживалась полиція, небольшіе отряды— человѣкъ по 10 солдатъ; жизнь шла своимъ порядкомъ; никто какъ бы не хотѣлъ обращать вниманія на происходившіе y всѣхъ на глазахъ убійство и грабежъ. И что особенно производило странное впечатлѣніе, такъ это то, что тутъ же, въ виду этого повальнаго истребленія людей, стояли вдоль берега и дальше въ проливѣ громадныя суда—представители всѣхъ европейскихъ державъ. Вся эта рѣзня не производила бы, кажется, такого вдвойнѣ ужаснаго впечатлѣнія гдѣ-нибудь въ глуши, въ какомъ-нибудь захолустномъ турецкомъ городишкѣ, но не здѣсь, въ столицѣ, въ присутствіи всѣхъ властей, мѣстныхъ и иностранныхъ. Это не была стычка, война, подавленіе возстанія, a просто какое-то отвратительное, повальное, массовое убійство, охота на человѣка; по крайней мѣрѣ, такой видъ имѣло избіеніе въ той части города, которую мы могли наблюдать; но отъ другихъ приходилось слышать, что и тамъ было то же самое.

На другой день (въ четвергъ) пришлось видѣть (слава Богу, хотя издалека) еще болѣе раздирающія сцены: спасавшихся въ безумномъ страхѣ на крышѣ армянъ настигли и тамъ преслѣдователи бросали ихъ съ высоты 3-хъ, 4-хъ

[стр. 81]

этажныхъ домовъ, на виду y ихъ женъ, дѣтей. Женщинъ и дѣтей не трогали, правда, но ихъ, во всякомъ случаѣ, послѣ смерти отцовъ, братьевъ, мужей ожидала нищета, a можетъ быть и голодная смерть.

Нашъ пароходъ, по распоряженію французскаго агентства, долженъ былъ остаться на неопредѣленное время въ Константинополѣ, чтобы предоставлять убѣжище французамъ, жителямъ Константинополя.

Намъ посовѣтовали продолжать путешествіе на другомъ пароходѣ (Gironde), что мы и сдѣлали. Когда мы ходили туда наводить справки, примутъ ли насъ, было 2 часа дня; какъ разъ въ это время толпы убійцъ направлялись снова къ пристани. Заслышавъ выстрѣлы, служащіе на пароходѣ посовѣтовали намъ итти какъ можно скорѣе, чтобъ избѣжать опасности, такъ какъ толпа приближалась быстро. Пока мы прошли разстояніе отъ одного парохода до другого по пристани, слыша тревожные совѣты французовъ: скорѣй, скорѣй! и раздававшіеся за нами все громче и громче выстрѣлы и вой толпы, я поняла отчасти и еще живѣе представила себѣ весь ужасъ этихъ убійствъ; ощутила, такъ сказать, ихъ реальность, тогда какъ раньше, видя все это съ парохода, я не вѣрила своимъ глазамъ: нѣсколько разъ казалось, что это какое-то жестокое театральное представленіе, сильно дѣйствующее на нервы, a не живая дѣйствительность; не вѣрилось, что все, что мы видѣли, происходило дѣйствительно на нашихъ глазахъ наканунѣ ХХ-го столѣтія, что мы не перенесены въ какомъ-то снѣ далеко назадъ, въ средніе вѣка.

Ольга Кайданова.