ЗОВ ОТЧИЗНЫ

Введение [01] [02] [03] [04] [05]

Двенадцать воззваний армянам,
живущим на чужбине.

УМИРАЮЩИЙ ОТЕЦ

(Перевод Р. Ангалдяна)

Верните мне последнее письмо, я слезы вытереть желаю.
Откуда льетесь вы, из пропасти какой, из каких родников?
Мои слезы, вы похожи на жемчуг, а веки глаз моих болят, -
Ведь жизнь свою, все солнце дней, все мысли я выплакал сегодня...
Верните мне последнее письмо, чтобы закрыл я глаза свои от взоров ваших...
В час предрассветный, в тот час, когда поют над миром петухи,
Кто бодрствует средь нас?
Ведь доброту зари молочной соловьи, влюбленным подобно,
Выплакали, а синяя куропатка
В серебряной клетке выплакала свою тоску по снегу.
Но почему еще не принесли розы из нашего сада?
Всего несколько роз с того куста, что посажен сыновней рукою,
И пусть падают лепестки на мое лицо, на власы седые,
На уставшие руки и сердце.
Ах, как они похожи на перья ангельских крыл!
Что за аромат чудодейственный я осязаю...
Рассыпьте, рассыпьте на тело мое и чело лепестки, мне саван больше не нужен.
Падайте, падайте, легкие розовые листья, я душу его и тело вижу ясно.
Вот он предстал передо мной, мой сын, мой смелый отрок.
Не узнал меня? Подойди ко мне, любимое дитя,
Я - твой отец, тронь руку мою!..
Состарился я, твой отец, что сейчас дрожит в предсмертной агонии...
……………………………………………………………………………...
Пусть летят розовые лепестки! Что за сон чудесный!
Как тяжело дышать? Кому, скажите, кому легко в эту бурю?..
Журавли улетели, и прохладный вечер исчез.
Ах, как курлыча, клин пронесся над нашим домом,
Не принеся мне никаких вестей...
Однако придет караван, я знаю точно, сегодня в вечер придет.
Я увидел во сне, - на голове у него шелковый платок,
Для вас же тюки подарков несет мой сын,
А конь его огневой за белым конем шагает спокойно.
Ставни откройте, окна настежь, по тропинке
К роднику прозрачному подходит караван,
Звук бубенцов и зовы мулов тревожат воздух, как весть...
Но закат, облака и солнце налились кровью,
И кровью окропляют наши святые поля.
Птицы умолкли, словно вымерли все, словно исчезли, окаменели.
Черная ночь с неба течет, словно песок пустыни, -
Последний свет уставших глаз моих отнимает, -
Зажгите все светильники, все факелы, все свечи.
Почему вы плачете?..
Последний день чужбины сына сейчас кончится,
ведь караван подходит к роднику...
Звуки бубенцов я отчетливо слышу. Окна - настежь!..
Но почему вы плачете?.. Все тяжелее, тяжелее дышать...
Здесь буря бушует...буря...
И падают деревья, словно скелеты, падают наземь деревья.
Встаньте! Почему не идете встречать?..
Караван приближается, он идет к роднику...
Он пришел...
Что ж сидите вы здесь без движения, словно окаменели все?
Вы слышите - о помощи взывает...

Если даже мой труп на ваших плечах станет коченеть,
Если даже мой труп... Я обязан, я должен в этот вечер
Встречать свое дитя с открытыми глазами...

ГРЕЗЫ НЕВЕСТЫ

(Перевод В. Топорова)

Годами сижу у окна одиноко,
Смотрю на дорогу, далекий мой путник,
И этим письмом передать хочу трепет
Души беспризорной и плоти сиротской...
Ты помнишь ли солнце в день нашей разлуки?
Лучами, как слезы мои, обливалось,
Лобзаний прощальным огнем пламенело,
Твоих обещаний цвело добротою
И шло твоей быстрою поступью в небе.
Светило разлуки, светило молитвы моей не забыл ли ты, милый?
Водой из кувшина на тень твоего скакуна я плеснула,
Чтоб море всегда пред тобой расступалось
И суша всегда зеленела...
Светило разлуки, ты черною ночью теперь обернулось...
Под ливнями лет слезы лью ожиданья,
Как по небу звезды, блуждают они по ланитам
И розы румянца пожгли...
Довольно! Я жажду тебя, я готова рвать волосы, я умираю,
Вином твоим вечно пьяна, нескончаемый траур ношу,
Ведь ты, молодой и прекрасный, далек.
И вослед твоей памяти плачу,
Как ветер, вдогонку я рвусь,
Я молясь изодрала колени
И только на запад смотрю….
Молюсь, чтоб однажды моря пересохли от края до края
И чтобы два мира - далекий и ближний - сошлись воедино.
Лишь это настань - и ни царств мне не нужно, ни солнца!

Лишь ты возвратись! Жду весь век твоего возвращенья.
Ведь руки мои без твоих одиноки
И черное платье совсем не к лицу мне...
Вернись! И отведай сладчайшего плода из нашего ада -
Лобзаний моих, для тебя сбереженных.
Не ведают белые чресла мои материнства
И нету фаты златотканой, что пологом стала б
Над детской кроваткой.
И некому спеть колыбельной -
Небесной, священной, армянской - армянскому сыну.
Вернись, ведь тоска не кончается.
Ночь расстилает свой саван
И совы кричат во дворе.
Рыданья иссякли - и кровь из очей заструилась...
Невестою брошенной, девой безумной кружу я
И сыпать готова, как дэв, в погребальном обряде
На голову землю с моей - неизбежной - могилы.

СОН МАТЕРИ

(Перевод Е. Салоновича)

"Хочу описать тебе мой сегодняшний сон...Полночь в мертвецкой...
Четверо братьев твоих - передо мной на коленях,
Бесплотные, с провалившимися глазами,
Дрожат в темноте, жмутся друг к другу,
Пришли убедиться, что мать не забыла их...

- Мама, мама... Утро прошедших дней...
Ради тебя мы нынче восстали из-под земли,
И все четверо, дружно, поспешили к тебе на порог...
Не пугайся, это мы, твои сыновья,
Дай посмотреть на тебя в пустынном мраке мертвецкой.

- Мама, мама... Святость прошедших дней...
На нашем бедном деревенском погосте
Из сыновнего сердца взошел для тебя цветок любви...

- Мама, мама... Счастье прошедших дней...
Из сыновнего сердца взошли для тебя алые розы надежды...
- Мама, мама... Доблесть прошедших дней...
Пусть и мертвый - стану грудью на защиту твою...

- Мама, мама... Тревожная красота невозвратимых дней...
Твой старший брат сказал, как ты постарела...
Сколь мучительно одиночество в опустевшем доме!..
Семь лет, семь раз мы стучали в дверь твоего жилища,
Но лишь в эту ночь она оказалась открыта... Кого-нибудь ждешь?..
Твоя лачуга шатается, будто штабель гробов,
Ураган обрывает листья с деревьев,
Горлицы, захлебнувшись, гибнут в ручьях,
И черные змеи на пороге жадно лижут нашу засохшую кровь...
В голом саду давно ничего не растет...
Мы вчетвером переступили порог и обошли жилище,
Перед нами вновь засверкали обломки наших мечей...
В погребе - шаром покати, а в хлеву
Белый ягненок, жалобно блея, грызет собственные копыта...

- Мама, мама... Достаток прошедших дней,
Как живется тебе в твоем пустынном жилище?

- Мама, мама... Ласка прошедших дней, милосердье прошедших дней,
Как живется тебе в твоем пустынном жилище?
Все четверо смолкли... Но когда во сне я имя твое назвала,
Все четверо содрогнулись при звуке его
И, понурив головы, разрыдались...
Ваш младший брат не видел вашей смерти, но он еще жив,
Ваш брат, ради которого я только еще и живу...
Услышав это, все четверо, ломая свои обглоданные смертью ребра,
Орошая очи мои слезами мертвых глазниц,
Молвили:
- Брат, у нас есть брат, у нас на земле есть брат!
Мама, мама... Боль новых дней, новых надежд,
Как нам вернуться на нашу землю? Как нам вернуться?.."

НОВОГОДНИЙ ВЕЧЕР

(Перевод Р. Ангалдяна)

С тоской неуемной я вспоминаю
Печалью окутанный вечер прошлых дней.
Летит белый снег, словно лилия покоя,
Летит на землю, которая еще не обагрена кровью армян.
Снег жемчужный летит со звезд далеких, словно от Бога летит,
И светлая луна, полная надежд и доброты,
Смотрит в окна дворцов и хижин...
А люди еще полны счастьем...
И каждый человек
Видит свой маленький рай во взгляде случайного встречного...

Новогодний вечер!
У каждого очага есть свой час пира,
Когда вокруг тонира всем домом, сорок душ, садятся,
И над каждым тониром курится аромат фруктовых садов.
И каждый, ликуя, пред ним поставленный серебряный шандал
Зажигает, ибо в этот час по зыбким дорогам желаний,
Полевыми цветами усыпанным,
Босоногая фея спешит с Надеждой в руках.
И благословенья произносит бабушка:
"Мир праху умершего в этот год, мир всем вам!
Мир немилосердным этого мира, и сердце ваше
Пусть будет вашей опорой".
После, целуя юных красавиц и невесток своих, она
Спешит продолжить:
"На заре ступайте с кувшинами на плечах за водой родниковой,
Ведь каждый год приносит свое солнце - свой дар,
Чтобы ваши дни были долгими, как вода, и ясными, словно светило.
И с песней цветущего сада на розовых-устах
За водой вы идите - в новый год родники журчат подобно злату..."
Но беда превратила в пепел дни наши, наши мечты.
И падают снежинки, падают со звезд и неба, от самого Господа,
Словно скорбные надгробные камни, падают, падают вниз снежинки.
И ужаснулся полумесяц смерти, увидев свое кровавое отражение
В зеркально-чистых облаках.
В новогодний вечер, в этот скорбный час, у гроба все
Домочадцы собрались,
Гроб стерегут, гроб...
Нет ни песен, ни печальных улыбок, погасли, словно свечи,
Последние благословения.

У невесты умерла Надежда, красивым и печальным девушкам
Больно при мысли о сердцах мужественных и неприступных...
Огонь тонира угасает, подобно душе умирающего младенца,
И бабушкины стенания подхватывают все домочадцы...
Воет, печально и тихо, ветер холодный,
Словно по улицам колоннами проходят мертвецы,
И каждый из них стучится в свою запертую дверь.
Зола въелась в колени отчаянно молящихся, чьи взоры обращены
К бледному небу, а думы - кто на чужбине...
А в этот час истоки истории под руинами мечты погребены,
И вместо золотых преданий на людей проклятия ниспосланы.

ЛЮБОВЬ

(Перевод В. Топорова)

Слезы, в чьих выплакал вас я объятьях?
Сердце, чьей нежности боль твою отдал?
Ночь, ты одна со мной - время кручины.
Из тишины непостижных созвездий
Взором безумным ищу, выбираю
Светоч заветной звезды, обрученной
Волею судеб с моею звездою...
Вычла Природа из лет моих вёсны,
К девственным лилиям тела приблизив
Только тоски нечестивое пламя...
Только мечта, только ты, незнакомка,
Клады и кладези плоти разверзнешь...
Розу любви из дарительниц сонма
Мне ни одна не дарила - и клятвы,
Клятвы любовной, блаженной, священной
Я не шептал никогда и не слышал...
Не был целован я и очарован
Хмелем таинственного поцелуя -
В нежные храмы любви не проник я...
Не было взгляда, улыбки, призыва
Сердцу - ответною вспыхнуть любовью.
Звезды, под вашими взорами смолкну -
С ужасом тайну свою постигая, -
Я о любви соловьем расстилаюсь,
Тени любви не увидев ни разу.
Снова смотрю в небеса, снова звезды
Перебираю, - златую их россыпь, - и если
Вижу, как гибнет одна, в синеве увядая бесследно,
То вопрошаю:
Кто знает, что стало с ней в это мгновенье?
Разве моею любовью единственно только сияла?

Снова сижу в одиноком молчанье,
Волосы на плечи, локти в колени,
Чашей ладони сложив,
Беломраморной чашей, -
Искры любви моей - слезы - в нее ниспадают.

МАТЬ - СЫНУ

(Перевод С. Ботвинника)

Ты - первый плод моей любви чистейшей.
Тебя носила в чреве, как святыню...
И не моя ли суть началом стала твоей, мой сын, скитальческой судьбины?
Жемчужным молоком тебя вскормила,
Ты стал отважен, крепок, строен станом...
Жизнь обратила в сад я плодородный,
Где мог, сынок, ты вырастать безвинно...
Своей слезой тебя я орошала, была моя улыбка словно солнце,
А поцелуи - как благословенье, уста - подобны лилиям озерным,
Как ветерок - напев мой колыбельный...
Я все тебе дарила без остатка.
Над люлькою твоей, луне подобна, бессонной я стояла и красивой,
И духов злых ночами отгоняла от розового сада сновидений
Наивными молитвами своими.
Опьянена твоей весною первой,
Ведь это я, на нашей крыше стоя,
Твой первый взгляд, мой сын, открыла солнцу.
Под огненным потоком мирозданья
Я первую твою, сынок, улыбку
В восторге увидала - вместе с Богом...
Отъезд твой помню осенью дождливой -
Листва слетала, и катились слезы…
Дни траурной проходят вереницей -
А слезы льются, листья умирают...
Страшусь воспоминаний... Снова вижу
Людей печальных, в черное одетых, -
Они отца умершего выносят,
И не могу на эту дверь смотреть я...
А в волосах моих - все больше пепла,
И ты с тех пор скитаешься по свету, -
Я все смотрю, смотрю - а ты не входишь...
Но с Богом я вступлю в противоборство - всей силой воли, всем сердечным током -
Держась за жизнь, за солнце, за надежду...
И против смерти стану я сражаться всей неоглядной силой материнской...
Я жить хочу, сынок, я жить мечтаю,
И я попасть на кладбище не вправе,
Пока в дверях тебя я не увижу...

АПОСТОЛ

(Перевод В. Топорова)

Верую, брат, в судьбу.
Мысль мне твоя только в долгом боренье открылась.
Шел к ней в те страшные дни, когда наши крошились мечи
Под ногами бойцов,
Шел, когда цепь с наших спин по земле волочилась,
За звеньями звенья.
Я, как дитя, улыбнуться Рассвету готов - если будет Рассвет.
Плача, готов я упасть на колени над мертвыми в поле,
Гордо лобзая в уста -
Вы породили его.
Славу пропел бы я ребрам златым материнства -
Вы породили его.
Но когда раны закрылись и слезы иссякли,
И Справедливость, как лилия, в нашем саду расцвела,
И просветлело Грядущее, Новую Жизнь зачиная, -
В эти ль часы не явиться на тризну, где Рыцарство факел зажгло?
Факел Искусства и факел Науки зажгите,
Вслед за богами сражений, апостолы верные их!
Вы, чьи дела осязаемы, вы, чьи мечты подлежат воплощенью,
Зодчий и каменщик, возчик и грузчик, - творцы!
Мудрости тайну познавшие и озаренье открытий,
Тайну материи светочем мысли проникнув,
Ныне поля осмысленья и нивы сомненья уже не истопчет война.
С черною думой на светлом челе к Возрожденью зовите
Из недр оскверненной Отчизны,
К свету дорогу мостите из недр нескончаемой тьмы.
Ибо растут те, кто жаждет ваших советов,
Ибо умы молодые посева познания ждут.
Ибо в развалинах стонут великие грады,
Ибо земля, как и прежде, чревата несметною россыпью благ
Ибо огонь и надежда хранимы во мраке и в пепле.
Сердце расслышьте свое - поступайте, как скажет оно.
Мысли свои - далеко впереди - на священной дороге увидьте:
Светом сияют они, что дарован и вам, и другим.

СЫН ОТЦУ

(Перевод С. Скверского)

Отец мой, до какого же солнца я, твой сын незнакомый, и ты
Жить должны чужаками...
Ведь так нужно венам моим кипеть твоей кровью,
Глазам моим - отражать память глаз твоих,
Сердцу - биться твоей любовью,
Телу - следовать за твоим,
Чтобы стал я высоким и крепким, возвышенным,
А мечтам - наполняться твоими мечтами,
Чтобы мысль, осененная крыльями их,
Воспаря, находила своего созидателя...
Но все это - лишь грезы,
Пока родительские уста не коснутся во сне моего чела,
Пока огнем своим не обожгут сыновнего бледного лба.
Отец мой, я мощная ветвь твоего
Буйно цветущего древа,
Что в годы усталости станет опорой твоей.
Я родник твой, что бьет из скалы гордости -
И в минуты жажды
До краев наполнит твой хрустальный стакан...
Я пчела расторопная твоего благодатного улья,
Что в дни горечи
На блюдце твое золотистый мед принесет...
Я росток твой зеленый, твой сад и цветник...
Я - тот кров, где отцу утомленному отдыхать надлежит...
Я - единственная струна арфы вселенной,
Которая будет петь для тебя...
Я оазис, прохлада твоя под лучами палящего солнца,
И я нежное солнце твоих дней тревожных и бурных...
Я сущность твоя, залог твоей будущей жизни,
Та часть, что пребудет живой после смерти твоей...
Бог ли, разум наследственный - кто мне открыл эту тайну,
Что в глазах моих твой отражается образ...
Как реликвию, светлый твой лик сохраняют зрачки,
Не могу допустить, чтоб от слез и тоски моей он помутнел,
Пока не обниму тебя, и не заплачу в трепете...

СБОР ВИНОГРАДА

(Перевод Р. Ангалдяна)

Как осень в этот год щедра...
Она своим солнцем и благословеньями былинными,
После стольких смертей, ран, потерь,
Напоила щедро
Бескрайние поля и долины, города и веси.
Пишу тебе о том странном видении, что явилось недавно...
То было в ранний утренний час сбора винограда.
Родник был спокоен, тот родник,
Что был напротив виноградных давилен,
Где тихо пело зеркало нашего детства.
И песню эту понимали лишь только сироты...
В садах, вдали от дорог суетливых, каждая кисть винограда,
Словно сердце, надеждой пылала.
И прозрачные ягодки благодатной лозы, что под легкой
Синевой созревали каждый год,
Были бесчисленны, словно звезды ночные твоей Отчизны...
С верхушек тутовых деревьев томительные журавли
Трубили свой зов и спускались на теплую ниву.
Из глубин садов легко разливались ликования звуки,
И в полях опустевших, вкруг пшеничных стогов,
Танцевали армянские невестки.
Сбор винограда был первым утром нашего пробуждения, был утром
После ужаса, траура наших прошлых лет.
Природе и людям тот день незаметный воскресеньем казался, праздником светлым...
После дней изнурительных, тяжких, работой нелегкой наполненных, -
Ночь на поле, сады,
Словно бархат, упала, и гроздья, золотистые гроздья погасли.
Гасли в поле стога, словно призрачные холмы...
Там у родника, где в предутренний час свой поцелуй подарил ты,
Я - твоя сестра, сиротка с чистым взором,
Вдруг увидела, иль это мне показалось, умершего летом отца.
Я в ужасе встрепенулась...
Он же, мне вновь почудилось, нас в объятьях нежных держал,
И пальцами гладил копну моих непокорных волос.
Со старой надеждой он вновь обратился ко мне:
"Девочка, дочь моя нежная,
Хоть меня ты узнать и не можешь, но помни, -
Ты плод моей души и сердца.
Как многие, и я в один из дней покинул вас навсегда.
Так знай, что со дня твоего рождения и до этих пор
В садах армянских впервые саженцы лозы дали всходы.
Напиши брату своему, что в эту весну не было Кровопролития и резни,
Что тень старой надежды и этих сладких ягод сладчайший сок увлажнили мои уставшие глаза".
В темноте, удаляясь, под звездным саваном синим,
Оглянувшийся призрак действительно был наш отец?..
Призрак вновь обернулся ко мне и возвращающимся
из сада тихо, очень тихо сказал:
"Соседи прошлых дней, вы, неистовые труженики,
Будьте благословенны, будьте благословенны все! Пойте,
И верьте в мое увещание, - вино ваших новых весен,
Под знаком справедливости, воли и вашей новой отваги,
Впредь из кувшина, иль из златого кубка, -
Не проливая крови, будете с радостью пить..."

МОЛЬБА АРМЯНСКИХ ПОЛЕЙ

От страны Араратской и до низин Евфрата,
Из глубин недр родины нашей мольбу и приговор вам адресуем,-
Предатели жизни, трусы, равнодушные.
Ты - сосланный, ты - изгнанник, ты - эмигрант.
Где вы? Где ваши руки пахарей наших долин?..
Где же и вы, которые в стародавние дни были
Неподкупны и ясноголовы, когда пот ваш, богатыри-землепашцы,
Словно жемчуг, струился и падал
В складки глубокой борозды.
Где вы, благословенные длани?
Неоскверненные руки, заветные, плодоносящие, добрые,
Благородные, молчаливо-решительные,
Когда священное зерно пшеницы на вашей ладони шершавой
Сияло, словно золота нежный разлив?
Вы песню плуга пели в полях... Ваши мощные волы вонзали
В священную землю сверкающие молнии лезвий острых плугов...
Волы усердно пахали поля, гордо мыча и гордо шагая в закат.
И дожди мелодичные, и солнце, подчиняясь гармонии вечной,
Ласкали поля, и зерно урожаем богатым спешило в амбары.
Спелым летом то было, а может, в конце осенних дождей, -
Из сел, городов, - с серпами, с косами, с вилами,
Косари шли, тысячи косарей на поля армянские шли
Косить созревшие, золотые колосья пшеницы священной,
Чтобы в дар Человечеству все это дать...
Но сколько весен и сколько осеней, о пшенице молящих, ушло...
И без цветов полевых, без плодов земных одинокая, бесконечно тоскливая земля
Вас ожидает...
Сострадайте той пролитой крови и тем сиротам, что,
Словно изуродованные розы, вопрошают
У окаменевших и черных ребер наших отцов...
Горсть пшеницы они у нас просят, только горсть.
И после от наших армянских полей уйдут, удалятся,
Проклиная закон самой жизни,
Природу, доброту и ее недоступные плоды.
Вы, недостойные наследники тысячелетий,
С чужбин, где вы поклоняетесь чужим святыням, верам, культурам, к вам обращаюсь, - вернитесь!
Вернитесь, обманутые пустыми надеждами, гонимые катастрофами,
Но всегда преодолевающие эти невзгоды…
Труженики, вернитесь! Вернитесь как один под небо своей доброй
Родины, в лоно своей природы, -
Любое добро горы наши, наши долины для вас хранят...
Любой металл в наших недрах свою чудодейственную силу хранит,
но сегодня мы себе можем оставить
Лишь золото Надежды и вино Мечты.
Мы отдадим победы, себе лишь поражения оставим, - только вернитесь.
Вернитесь, сыновья! Вернитесь, чтобы стереть ржавчину с ваших плугов, и тогда, -
Пусть разольется ваша жатва, пусть она, подобно морю, разольется в долинах.
Пусть раскачиваются армянские колыбели выше дальних холмов, До луны пусть взлетают,
Пусть армянский пастух, как его прародич нетленный, на склонах гор
Под нежные звуки свирели смиренное стадо пасет,
И пусть над оврагом крутым мерно вертит громадными жерновами мельница водяная...
И пусть изобилие вновь осенит наши скорбные нивы,
Чтобы вновь просветлели глаза -
Очи рода Армянского.
Каждый ломтик добра, каждое снадобье от зла человеческого,
Зависит от нас, от нашего совета, от законов наших, от каждого сословия, от каждого...

И тогда Оливковое дерево с божественными ветвями
Меч родит и для нас, над этой священной пшеницей...

1910